— Кора, а ведь я в итоге распродам весь твой хрусталь. Скажи, неужели Кикоин отказался одолжить тебе денег?
— Маечка, он был так благополучен, так поглощен собственным достоинством. Человеческой доброты, на которую был так щедр Дау, у Кикоина вовсе нет! Продавай весь хрусталь. Даунька считал его бесполезным, а эти предметы теперь приносят пользу.
— А кроме Кикоина к тебе никто не приходил?
— Нет, никто. Ведь все друзья поглощены здоровьем Дауньки. Это так естественно! Если бы я смогла, я бы тоже помчалась сейчас в больницу № 50. Туда приезжают корреспонденты всех стран и фоторепортеры тоже.
— Но у тебя было много приятельниц! Все они жены физиков.
— Майя, ведь все друзья по черный день, это очень горько, такова жизнь. Как-то у нас в гостях была Лидия Чуковская. Специально в ее честь я приготовила свой знаменитый вишневый пирог. Уходя, она сказала: "Ты знаешь, Дау, я твою Кору не могу принять всерьез! Она просто елочная игрушка".
— Кора, эта дочь Чуковского просто крокодил, я с ней встречалась.
— Майя, я не восприняла ее мнение как комплимент.
Личность Дау была настолько яркой и интересной, что все не принималось в расчет, все как-то переставало существовать в сравнении с ним, с этим «ДАУ». После ухода Чуковской я все-таки тогда сказала ему: "Разве она не знает, что елочные игрушки не могут печь такие пироги?". Дау рассмеялся: "Корочка, она так сказала из-за твоей красоты!" — "Нет, Дау, меня она восприняла как предмет. В этом есть большой смысл. У меня, вероятно, очень легкомысленный вид".
В больнице я всегда напряженно ждала визита главврача, который ежедневно информировал меня о состоянии Дау, надеясь, что он войдет и скажет: "Ваш муж пришел в сознание!" Ведь в литературе, в театре, в кино, где очень талантливые люди стремятся воспроизвести жизнь такой, как она есть, все тяжелобольные наконец открывают глаза, приходят в сознание, тревоги исчезают, возвращается счастье. Мне пришлось убедиться: в жизни все сложней, жизнь бывает жестока! Доброта, терпимость, человечность, где вы?
Наступил день операции. Лежа на операционном столе, чувствую: главный хирург больницы АН СССР вводит местный наркоз совсем не в то место груди, где находится моя опухоль. Пытаюсь помочь:
— Доктор, там, где опухоль, есть большой след от пункции онкологов.
Хирург Романенко заорал:
— Не мешать, не разговаривать, не вам меня учить, работаю по карточке, все знаю!
Ночью бинт сполз, и я легко обнаружила свою нетронутую опухоль. Утром зашел Романенко:
— Как себя чувствуете после операции?
— Доктор, моя опухоль осталась при мне.
— Не может этого быть!
— Посмотрите, вот опухоль, на ней яркий след пункции онкологов.
— Да, и очень большая опухоль! А что же я вам вчера вырезал?
— Вам, доктор, лучше знать.
— Вы не возражаете, если я сейчас же возьму вас в операционную? Через полчасика за вами приедет коляска.
За эти полчаса все хирургическое отделение высыпало в коридор. Все знали: вчера удалили опухоль, а сегодня снова везут в операционную, следовательно, дела плохи! После операции пришла Майя, очень испуганная:
— Кора, я уже все знаю! Тебе делали повторную операцию и полностью удалили грудь!
— Откуда ты это взяла?
— Уже весь институт об этом говорит. Неужели это сплетня?
— Да нет. Вчера хирург ошибся. Сам не знает, что вырезал. А сегодня он сказал, что это настоящая опухоль, и послал на анализ.
— Тебе сказали, когда будет известен результат анализа?
— Сказали, но я не помню.
— Не боишься положительного анализа?
— Нет, всю жизнь хочу умереть раньше Дау. Майя, ты была у Дау? Как он?
— Все так же. Сказали: будет жить. Но в сознание не приходит.
— Майя, а что говорит Федоров?
— А он не разговаривает. Ему говорить некогда. Он боролся со смертью. Он 14 суток не отходил от Дау, ел, спал на ходу, на 15-е сутки заявил консилиуму: "Теперь Ландау не умрет". После такого подвига наконец вышел из больницы, чтобы отоспаться за все две недели.
— Майя, но сейчас-то он бывает у Дау?
— Бывает — не то слово. Он отходит от Дау только спать домой.
— Теперь расскажи, как там Гарик?
— Гарик тоже неразговорчив. Оставляю ему продукты на утро и вечер, а днем прихожу готовить ему обед. Тебе что принести? Ты так исхудала и плохо выглядишь.
— Мне ничего не нужно. Сон я совсем потеряла. Если начинаю засыпать со снотворным, в мозг начинает звонить телефон. Когда мне Гращенков сообщил про мозговую операцию, я очень напряженно всю ночь ждала телефонного звонка, утром потеряла сознание. Так вот теперь только сомкну глаза, начинает звонить отсутствующий телефон. Маечка, как только снимут швы, обещали выписать из больницы.
Через несколько дней в палату вошла очень красивая врач-хирург Елизавета Казимировна. Она вся сияла:
— Я к вам с очень радостной вестью!
Рывком вскочила с постели:
— Муж пришел в сознание?
— Нет, нет! Ваша опухоль оказалась доброкачественной!
Без сил опустилась на подушку.
— Как? Вы не рады?
— Спасибо. Просто я совсем забыла про свою опухоль.
Так медленно тянется время в больнице, как угнетают больничные стены, как хочется увидеть Дау, уже не умирающего! Это уже так много!
Когда отсутствующий телефон изводит меня своими пронзительными звонками, я ночью тайком пробираюсь в тот отдаленный конец больничного коридора, где есть окно, из которого видны верхушки деревьев парка нашего института. Так приятно на них смотреть, там наш дом, где спит мой Гарик. Надеюсь, он спит спокойно. Он тоже уже знает, что наш папка будет жить!
У этого окна было радостно встречать новый день, любоваться синевой рассвета, нестись к ярким, счастливым дням прошлого! Когда счастье пропитывало, как аромат!
Время мчится в вечность, во вселенной все мчится, все находится в непрерывном движении. Только бы нежность и любовь оставались постоянными всегда! В этом лучшем из миров так много человеческого горя! Непонятно, за что чтут богов? Ведь животный мир бог сотворил ужасно, особенно человека. Устроил омерзительно его пищеварение, не по своему подобию. Сам-то изволит жрать «амброзию» и пить «нектар». Эта пища богов или полностью усваивается, или вырабатывает ароматный навоз. Об этом в евангелиях не сообщается. Вот растительный мир у него получился куда удачнее. Жить в неведении, не знать трагедий человечества, как деревья, трава, цветы. Прекрасен кусочек японской поэзии: Луна посеребрила все вокруг. О, как бы мне хотелось родиться вновь сосною на горе!