— Нет.
— Хорошо. Давай приеду, все обсудим.
И я помчался. Дома Настя принялась долго с подробностями рассказывать, «как пришла к мальчику, как он ее повалил, но как у них ничего не получилось. А потом как она пришла снова, и как тогда у них получилось…» Я заинтересованно кивал, раздумывая, что пора бы потихоньку начать на нее залезать. Процесс пошел. Со стороны я, наверное, напоминал Винни Пуха, неуклюже пытавшегося взгромоздиться на Сову… Но тут, откуда ни возьмись, заявилась ее бабушка, которая, видите ли, выгуливала на улице их собаку.
Обломавшись и поняв, что что-то надо делать, — так как за тот час, что ее бабушка выгуляет пса, успеть девочку и уломать, и трахнуть сложно, — я решил пригласить ее к себе. Точнее, к своим предкам, то есть бабке с дедкой. С некоторых пор я решил, что БАБ лучше водить к ним. Там было вольготно, трехкомнатно и точно известно, что раньше пяти вечера они не нагрянут.
Приехали мы часов в одиннадцать утра, и времени до вечера было навалом. Но я все же форсировал ситуацию. Чего время-то зря терять.
— Коньячку! — по-детски радостно, перейдя в наступление, с ходу предложил я (коньячок был дедовский, бутылка стояла открытой).
— Давай, — не по-детски согласилась Настя.
И мы выпили! Немного разобрало. Но надо было срочно выпить еще. Однако я понимал, что больше из этой бутылки пить нельзя. Заметят убыток, и сразу начнутся вопросы.
— А давай теперь вот этого выпьем… Этого, э-э, — я даже не мог определенно сказать, что это стоит в бутылке с импортной этикеткой. Но точно алкоголь и, главное, бутылка тоже открыта.
— Давай! — бодро поддержала она и вдруг заявила. — Чего ты так мало наливаешь?!
Эх, была не была! Ну не убьет же меня дед из-за… непонятно чего. И я бухнул ей граммов триста, которые она бодро, по-взрослому, не замедлила выпить.
— А может, в постельку? — ненавязчиво, в манере поручика Ржевского предложил я.
— П-ппошли!
Настя сломалась на короткой дистанции, перехода из одной комнаты в другую. Она стала падать, и я впервые увидел, как человек, засыпая мертвецким сном, громко распевает при этом песни.
Но мне казалось, что алкогольное опьянение вовсе не преграда для секса, а наоборот — помощь. И, простите, пришла девочка сама, сама попросила налить побольше. Кстати, пила она тоже сама, без всякого насилия с моей стороны. В чем я виноват? Раз ни в чем, так чего ж теперь от главного отказываться?!
Настино показательное выступление, однако, длилось недолго. Вскоре девочка неожиданно начала долго и продолжительно блевать. Вначале она уделала ковер на диване. Тогда я стянул ее на пол и притащил какой-то тазик, в который она все равно не попадала, потому что не могла даже держать голову. А пока я старательно затирал покрытие на диване, она гробила ковер на полу.
Но, по сравнению с дальнейшим, отвратительная уборка могла показаться приятными хлопотами перед балом. Настя закатила глаза и начала в голос стонать: «О-оааа-ааоо…»
Мне стало страшно. Всерьез. До озноба.
Мне семнадцать, ей пятнадцать.
Тюрьма.
«Что мне делать?! Делать мне что?! Что же, твою мать, мне делать, — в отчаянии метался я по комнате. — Надо позвонить мамочке, она все-таки врач. Пусть лучше на меня наорут, чем посадят».
И я стал звонить мамаше на работу, чтобы сообщить, что сижу с девочкой, а она зачем-то напилась и почему-то умирает.
— А че делать-то?
— Ромочка, ты ее не трогал? — сразу же с волнением спросила она.
— Нет-нет, — уверил я.
— Точно? — с признаками легкого недоверия в голосе переспросила любящая родительница.
— Точно-точно. А что ты имеешь в виду?
— Ничего. Ее надо под холодную воду.
И я потащил моего «маленького тюленя» к воде. Никогда до сих пор я не мог даже подумать, как сложно нести человека, который почти без сознания. С меня сошло семь потов. Так как Настя была девочкой мясистенькой и крупненькой, чтобы сдвинуть ее, нужны были мускулы Геракла. Как в фильмах про войну, я тащил умирающего товарища через коридор, который, собака, как назло, не кончался. Пару раз ее рука, вся, простите, в блевотных массах, выскальзывала, и девочка падала, звонко ударяясь головой о стену. Не дай Бог, соседи услышат. Но, наконец, кое-как, с трудностями коридор был пройден. Я закинул полуживое тело в ванну и врубил холодную воду. Эффект получился обратным! Настя принялась стонать еще громче, еще ужаснее, а в придачу еще и посинела, покрывшись страшными пупырышками.
Призрак тюрьмы с новой силой замаячил передо мной.
Теперь точно посадят, нервничал я. Поймут ли родные, простят ли? Будут ли носить передачи?.. И я решил звонить бабушке. У бабки были в роду пьющие люди и даже один настоящий алкоголик. Как никто другой, она наверняка знала, что делать в таких случаях. Ситуацию я сформулировал предельно точно: «Бабка, приезжай. У тебя дома умирает человек. Ты приедешь и найдешь одинокий охладевший труп, так как меня к тому времени уже увезут в тюрягу».
Она приехала через два часа, нахлестала Настю по щекам, дала выпить нашатыря и чаю, сделала холодный компресс и, убедившись, что та уже может ходить, хоть и шатаясь, вытолкала нас за дверь. И даже дала денег на такси. В машине Настюха снова предприняла попытку постонать, но, наученный горьким опытом, я хлестанул ее по щеке, чем снова привел в порядок.
Вечером был семейный «разбор полетов». Мама ахала и причитала: «А что же сказали ее родители?» — «Не знаю. Я ее к двери прислонил, позвонил и убежал. Зачем слушать, что они скажут? Заранее понятно — ничего интересного». Бабушка отнеслась к произошедшему с цинизмом, сказав только, что так нажираться мальчику из приличной еврейской семьи неприлично, а также посоветовала с этой алкоголичкой больше не встречаться.
История наших с Настей отношений на этом еще не закончилась. Так как на следующий день она позвонила и сообщила: «Я поняла. Я совсем не умею трахаться».
— Да ну? Своим умом дошла или подсказал кто?!
— Ага. Ты не мог бы меня поучить?
— Ну-у… А когда и где? — уже более заинтересованно спросил я, справедливо опасаясь приводить ее к себе.
— Ну, вот у меня бабушка гуляет с собакой каждый день с 4 до 5, может, будешь приезжать?
И я приехал. Но все опять было как-то неправильно, она кобенилась, а я, уже разочарованный и уставший, вежливо решил послать ее по факсу. То есть познакомить со своим приятелем.
Он ее также пару раз трахнул и забыл.
Но, видимо, то, что она не заинтересовала никого из нас, не давало ей покоя. И в голове ее роились разнообразные варианты мелкой бабской мести.
Как-то однажды она звонит и говорит: «Рома, привет. Как дела? Может, приедешь? А то сижу одна, скучаю…» Намек был ясен. Я поехал. Оделся, как на свидание. Надел кожаный дедовский плащ. Его шляпу. И вот, весь такой красавец-раскрасавец, стою перед ее дверью и жму на кнопку. Но… почему-то никто не открывает. Тупо жму снова. Звонок трезвонит. Дверь остается запертой. Зато сзади на лестничной площадке зачем-то появляются три неизвестных малолетних рыла: «Ну, че приехал?»
