Ознакомительная версия.
– Ты спишь? – услышала я тихий голос.
– Не сплю.
Я увидела, как Алексей сел на кровати и закутался в одеяло. Видимо, его знобило.
– Он мне деньги дал, на гостиницу, – говорил Алеша простуженным голосом, – а я их пропил. Пошел и купил что-то самое дорогое, липкое, тягучее и сразу у магазина с кем-то выпил всю бутылку. Я же в первый раз к нему… Приехал… а он – «гостиницу». Нат, а Нат, а ты его видеть хочешь? – задал он, видимо, мучивший его вопрос.
– Не знаю, – сказала я неуверенно. – Иногда хочу, иногда даже очень хочу. Я даже с ним разговариваю, когда трудно, и будто он мне отвечает и понимает меня лучше всех. А то вдруг – пожар, и я его спасаю…
– И я его спасал, много раз, – отозвался Алеша. – Один раз так все это увидел, что самому страшно стало. Будто он сидит на поляне и медленно в землю погружается, а люди вокруг него бегают и ничего сделать не могут. А он как будто и не просит их помочь, а просто смотрит, как земля его со всех сторон охватывает… И понимаешь, не болото это, а именно земля, с травой, цветами, и держит его крепко. И тут будто я подхожу к нему, а он меня узнал, обрадовался, и я его беру за руки, и земля его отпускает. А сам он легкий-легкий, и я несу его на руках, а он ко мне прижимается, как ребенок.
Горло мое сдавило жгутом, хотелось плакать навзрыд, но что-то не давало расплакаться, и от этого еще больше давило и болело в груди. Из-за занавески выглянул серебристый новорожденный месяц. «Месяц, месяц, тебе – серебряные рожки, мне – доброго здоровья», – вспомнила я вдруг детскую присказку.
– Алеша, знаешь, в этом году умер наш дедушка, отец отца, Федор Петрович.
– Я не знал, я его совсем не знал, какой он был?
– Острый такой, резкий. Я видела его молодым на портретах, совсем как в «Тихом Доне» Мелехов, читал?
– Читал. Он что, казак?
– Да, кубанский казак, и бабушка тоже. Только он в последнее время с другой жил. Он за что-то сильно обиделся на отца и написал ему письмо, ужасное, где он отца во всем обвиняет, а письмо не успел отправить, умер. Когда отец приехал его хоронить, ему, прямо на кладбище, это последнее письмо отца и вручили. Я на следующий год туда приехала, и мне рассказывали, как плакал отец, после этого он очень долго болел…
– Ты его любишь… – неожиданно сказал Алексей, и в голосе у него не было вопроса.
Кончились короткие каникулы, и вот я снова в школе. Разложив тетради на подоконнике в туалете, спешу хоть что-нибудь списать в свою тетрадь из домашних заданий.
Пронзительно звенит звонок, от которого мой лоб покрывается капельками пота.
На математике старательно прячусь за спины впереди сидящих и надеюсь, что пронесет. В конце урока Анна Сергеевна, по сообщению с первой парты, поставила в журнале против моей фамилии точку, значит, спрашивать намерена завтра, придется срочно заболеть.
На английском с грехом пополам прочла какой-то текст о велосипедистах. Но вот – история, мой любимый предмет и любимая учительница Ирина Гурьевна. Я просто не могу прятаться от нее и всегда смотрю в ее доброе и красивое лицо.
И надо было так случиться, что она спросила именно сегодня, когда я даже не имела представления, что нам задавали.
Я встала и косо взглянула на учебник, открытый на странице, где была картинка. На ней пирамиды и рабы, тянущие на полозьях огромные камни.
– Наташа, что же ты нам расскажешь о Древнем Египте? – ласково спросила Ирина Гурьевна.
И тут смешалось все: и атмосфера ночного разговора с братом, и то, что я когда-то читала о Египте, но скорее это была чистая фантазия, я начала рассказывать, стараясь ясно видеть, о чем говорю.
«Была светлая душная ночь. Молодой, только что народившийся месяц повис на остром краю недостроенной пирамиды, заставив песчаное пространство светиться под холодными белыми лучами. Нат тянул свою лямку, закрыв глаза, но даже с закрытыми глазами он не мог уберечь их от песка и разъедавшего их пота. Песок был везде, он втерся в поры кожи и нестерпимо жег ее. Нат с трудом просунул ладонь под кожаный ремень лямки, привязанный к плечам, и попытался его ослабить: ремень в кровь стер ему плечо, и Нат чувствовал под рукой липкую кровавую массу.
Двадцать рабов тянули за ремни деревянные полозья, на которых возвышалась каменная громада. От трения о песок между полозьями проскакивали огненные искры. И поэтому через каждые двадцать метров под полозья лили воду. Эти минутные задержки давали возможность немного отдохнуть, незаметно рабы ставили свои горевшие от песка ступни около полозьев, и часть воды проливалась и на них, и, опять напрягая тела до изнеможения, они продолжали двигаться к пирамиде.
Нат ощущал горячее дыхание идущих сзади, он ненавидел каменную ношу и все это пространство с колючим песком и великими пирамидами, которые построили такие же, как он, и которые своей величиной как бы говорили о его ничтожности. Шаг за шагом рабы приближались к своей цели – недостроенной пирамиде, которая, как гигантский сломанный зуб, светилась в пустых пространствах.
Надсмотрщик, измученный этой небывало душной ночью, стремился скорее достичь цели и отдохнуть, выпив сонного зелья, которое всегда носил с собой в кожаном сосуде в виде головы кобры, привязанном за бечевку к поясу. Из последних сил он размахнулся плетью и ударил по обнаженным и мокрым от пота спинам рабов. Казалось, боль проникла во все тела одновременно, люди рывком подались вперед, каменная глыба накренилась и стала медленно сползать с полозьев.
Надсмотрщик кричал, бил рабов, призывал богов-покровителей, но ничего нельзя было сделать. Рабы даже не могли развернуться назад, прикованные к полозьям. Стоявший ближе всех к камню спокойно наблюдал, как глыба медленно сползает на песок, раздавливая деревянные полозья.
Неожиданно Нат почувствовал, как ремень, стягивавший все его тело, порвался. Пока смотритель бранился и тщетно пытался заставить рабов поднять камень, Нат упал на песок и отполз на несколько метров.
Эта ночь была самой счастливой в жизни, в нем пробудились такие силы, о которых он даже не подозревал. Он был свободен, и тело его было свободно и полно удивительной энергии жизни.
Быстрыми легкими шагами он приближался к Великой пирамиде, чья вершина упиралась в небо. Безумная мысль захватила его сознание: все смотрели на него сверху вниз – и эти каменные громады, и люди, и беспощадные боги, – но сегодня он сам будет смотреть на всех сверху. Стремительно, словно за спиной у него выросли крылья, он стал подниматься по пирамиде к небу, все в эту ночь удавалось ему легко, как во сне.
Он достиг вершины пирамиды и встал на маленькой каменной площадке, над ним были звезды, тело овевала приятная прохлада. Нат посмотрел вниз, под белым сиянием месяца он видел огромное песчаное поле, усеянное каменными изваяниями и пирамидами, между которыми еле различимо передвигались темные группы людей, напоминающие уставших муравьев. Нат понял, что не спустится вниз, его место здесь, рядом с серебряным месяцем и звездами, и об этом ему захотелось крикнуть всем людям.
Ознакомительная версия.
