Только Архангельск и остался. Погода там хоть и на пределе минимума, но пока есть. Туда и летим.
А сколько у нас керосина и какой встречный ветер?
Мы заняли эшелон повыше. 7200, кажется. Это почти предел для нас. На этой высоте температура ниже, а, следовательно, и к.п.д. двигателя выше. Произвел расчет ветра. Больше он дул в борт, чем в лоб и отнимал 60–70 километров в час. У нас над Нарьян-Маром ещё было около 1500 килограммов, а лететь еще 1 час 50 минут, а расход с поднятием на высоту снизился до 600 килограммов в час.
— Дотянем, кричу я. И останется еще на высоте круга (где расход близок к максимальному) и останется ещё минут на 15. Конечно, это вылезает за рамки всех законов, но у нас нет выхода.
Тянем. Загорается остаток топлива 600 килограмм. Желтая лампа нудно светит мне в глаз. До Мезени еще пилить минут 7–8. В Мезени тоже есть полоса, но нет погоды (то есть она, как и в Архангельске, но минимум для посадки выше, чем в Талаги, а поэтому уже не подходит).
Через 40 минут мы должны сесть. Значит, если прибор не врет, а он не должен врать, ведь я его контролирую уже 4 часа, у нас еще останется килограмм 200, а это минут на 15 — целый запасной круг!
Расчет на посадку, без права даже на малейшую оплошность, произведен очень точно.
Мы уже катимся по полосе… Я был прав… Мы победили…
Как сказал диспетчер Вася, сосед по общежитию, говоря словами Паниковского, это вам не мелочь по карманам тырить.
Кроме разборов у нас были и другие идиотские сборища. Например, один штурман купил в гараже бензин по цене 8 копеек за литр. Он не пошел на государственную автозаправку и не купил у государства бензин по государственным установленным ценам — 12 копеек, а поддержал спекулянта — барыгу.
Так называемые открытые партсобрания (явка всех обязательна). Это симфония. Первую скрипку играет Специалист по носкам и заодно и по безопасности наших полетов — ЗАМПОЛИТ.
Я утомился слушать его умные речи встал и ушел. Кара настигла меня в тот же день. Меня сняли с полётов и посадили дежурным по телефону и ещё послали на свинарник. В соответствии с постановлением Партии и Правительства, каждый должен был поработать на благо сельского хозяйства в подсобном участке.
Мой друг Дима был так напуган этим постановлением, что до сих пор живет в Канаде.
Полетели мы, как-то в Коровино, оно же Быково через Котлас. Лето. Я даже думаю, что июль. Очень жарко было. В Коровино-Быково ветер дует поперек полосы больше, чем нам можно, т. е. больше 12 метров и мы сидим, ждем, когда же он ослабнет или хотя бы на встречный подвернет, чтобы мы вылететь смогли. Лично я сидел в черных носках, но, сняв рубашку, под правым крылом (правильно: под правой консолью крыла) на колесе основной стойки шасси и загорал. Я просто никому не мог мешать, потому что, никого вокруг не было, даже редкие в Котласе самолеты разлетелись…
Вдруг неведомо откуда появился замполит. Какой у него был голос! Даже лучшие современные певцы не имеют таких громких и вокальных данных, какие имел этот Котласский замполит. Ну, представьте же себе тишину вымершего аэропорта и внезапный надсадный вопль хора не менее десяти ослов! Я чуть было не свалился с того колеса.
Оратория Котласского замполита продолжалась до тех пор, пока не пришел Командир и не сообщил, что ветер утих, и мы можем лететь.
И вот мы, наконец, снова в воздухе. Быково — это один из 4-х аэропортов в Москве. Все самолеты типа Ан-24 крутятся над аэродромом, ожидая своей очереди на посадку. Красота, видно Москву с высоты двух птичьих полётов и легкая болтанка даже усиливает приятность впечатления.
Мы уже крутились минут 30, когда загорелась лампочка остатка топлива на 30 минут полета. Мы были уже на предпосадочной прямой, когда ветер опять усилился и нам пришлось уходить на запасной.
Этим аэродромом было Домодедово.
Солнце уже зашло и жёлтая лампа аварийного остатка топлива нудно и ярко светила мне в глаз. Кроме того, дверь в кабину открылась и вошла стюардесса с сообщением и не очень свежим воздухом из салона, что у пассажиров кончились гигиенические пакеты. ”Скажите им, что экипажу самому не хватает…”
В МВЗ (Московской Воздушной Зоне) стоял привычный гвалт, когда не выйти на связь с диспетчером, и как всегда начинается дефицит времени, который всегда обратно пропорционален твоему опыту.
К довершению ко всему, на посадочной прямой у нас отказала радиостанция. Мы вынуждены были уйти на второй круг, пока я настраивал вторую, (станции такие ещё были при Куликовской Битве, наверное) и впереди нас оказался Ил-62, который не очень то спешил сесть. Топлива было минут на 15–20. Но мы думали, что меньше. Я первый раз видел, лучше почувствовал, что у Командира нервы напряжены. Мы сели…
Разные вторые пилоты были. Второй пилот это помощник Командира. Конечно, в Аэрофлоте больше всего анекдотов слагали про вторых пилотов, типа Командир — это голова экипажа, штурман — мозг экипажа, механик — руки, а второй — член экипажа. Ну, упали они. Вылезают из-под обломков. Командир говорит: “ Это я неправильные команды давал“. Штурман — “Это я не тот курс дал“. Механик — “Это я во всем виноват — рано закрылки выпустил“, второй пилот — “тьфу ты чёрт“, отряхивая свою фуражку, “так и разбиться можно”.
Но, повторюсь, второй пилот — это заместитель Командира.
Вторых пилотов брали в то время после Ан-2, или после Высшего Авиационного Училища в Актюбинске, а позже Кировограда.
Игорь М. закончил Кировоград. Он пришел на год позже меня. Был ниже меня всего на несколько сантиметров и был КМС. В Архангельске я не видел ни кого, кто плавал бы как он. Если мы не летели, то шли в бассейн. Утром он позволял мне в лучшем случае съедать яйцо и выпивать кружку чая, при этом, говоря “Ну и жрать, ты же утонешь“.
Я понимал, что, возможно, утону, но тонуть лучше уж сытым. Мало того, что он не давал мне есть, так он еще не давал мне курить. Пришлось выдумать изящную теорию — кто, мол, плавает и еще при этом курит, развивает свои легкие безмерно. Отцепился.
Честно говоря, плаванье — это здорово, главное не потеешь. Я уже так сильно плавал, что кое-кому захотелось меня сунуть на соревнования и один раз все-таки сунули. Но, Игорь, мне всегда говорил: “Спорт для лётчика — могила”. Поэтому я плавал, как “Lazy Shark” — “Ленивая Акула”. Идеальной дозой была 1000 метров, а Игорь плавал 2–3. Потом мы сидели на дне (интересное зрелище!), а потом и в сауне.
В полетах Игорь интересовался всеми моими штурманскими делами и вскоре мог бы меня заменять.
Ан-24 позволял летать без штурмана и экипажи к тому готовили, но летать можно было только не по Северу и МВЗ.
