На этом фоне Генриетта повела себя удивительно грамотно: она писала королю ласковые письма, жалела его, уверяла, что любит и будет любить всегда.
Марии бы поучиться у соперницы, но, ослепленная ревностью, она совершала ошибку за ошибкой: постоянно была чем-то недовольна, постоянно тратила огромные суммы денег… Возможно, в ее претензиях было немало справедливого, но воспринимать слова Марии адекватно Генрих уже не мог. Его стало бесить общение с женой.
* * *
Несмотря ни на что, 10 февраля 1606 года Мария Медичи родила королю еще одну девочку. Ее назвали Кристиной. Через тринадцать лет она станет женой Виктора-Амадея I Савойского (1587–1637), сына того самого Карла-Эммануила Савойского, с которым воевал Генрих IV.
На крестины дочери Мария пригласила из Италии свою сестру Элеонору, герцогиню Мантуанскую. Этим она решила продемонстрировать всем в Париже свою привязанность к флорентийской семье и ее интересам.
Решение жены, естественно, не понравилось Генриху IV. Дальше – больше. В феврале 1609 года в мир иной отошел дядя Марии, великий герцог Тосканский Фердинандо Медичи, и его место занял Козимо II, ориентированный в своей политике не на Францию, а на Австрию (он был женат на дочери эрцгерцога Австрийского принцессе Марии Магдалене). Французский король почувствовал себя оскорбленным, и это еще больше осложнило его отношения с женой. Но это произойдет через три года. Пока же герцогиня Мантуанская прибыла в Париж, и ей пришлось оказывать знаки внимания, соответствующие особе королевских кровей.
Церемонию крещения Кристины проводил кардинал Жуайёз, и все это так походило на семейное торжество флорентийцев, что Генрих в какой-то момент почувствовал себя лишним. Впрочем, он был на своей территории и быстро отогнал от себя неприятные мысли.
* * *
Шестнадцатого апреля 1607 года Мария Медичи родила второго сына. Мальчина назвали Николя, и в историю он вошел как «принц без имени» (он умер в четырехлетием возрасте).
В ночь с 24 на 25 апреля 1608 года родился еще один мальчик – Гастон, ставший герцогом Орлеанским.
После родов, которые оказались тяжелыми, Мария была вынуждена оставить Париж и поехать на воды.
Лечение оказалось успешным, и еще через год она произвела на свет третью дочь, которую, как ни странно, назвали… Генриеттой. Генриетта станет женой Карла Стюарта, будущего короля Англии, Шотландии и Ирландии, правившего под именем Карла I. Поговаривали, что ее муж состоял в преступной связи (о гомосексуализме тогда и речи не было) с герцогом Бакингемом. Как бы то ни было, судьба Карла печальна. В ходе Английской революции XVII века он был признан государственным преступником и обезглавлен. Генриетта пережила его на двадцать лет. Она мать двух английских королей – Карла II и Якова II.
Глава VII
Увлечение короля Шарлоттой де Монморанси
Эта нимфа, пронзившая сердце Генриха, принадлежала к одной из самых известных и могущественных семей Франции55.
Бенедетта Кравери
И все же избавить Генриха IV от затянувшейся связи с Генриеттой де Бальзак д’Антраг маркизой де Верней смогло не рождение детей в законном браке, а новая страсть.
В январе 1609 года король увлекся четырнадцатилетней дочерью коннетабля де Монморанси56 Шарлоттой-Маргаритой де Монморанси.
Молоденькая Шарлотта в числе других красивых девушек разучивала танцы к предстоящему дворцовому празднику. Репетиция проходила напротив апартаментов короля, и он заметил ее в приоткрытую дверь. Восхищенный до глубины души, Генрих забыл обо всем.
«Еще никому не приходилось видеть существа более прекрасного и более жизнерадостного»57, – сообщает нам о Шарлотте Таллеман де Рео.
А вот еще один отзыв о ее внешности:
«Ее нежный взор способен был воспламенить даже самых равнодушных»58.
В «Занимательных историях» Жедеона Таллемана де Рео читаем:
«Дамы, одетые нимфами, должны были по сценарию спектакля поднять вверх дротики как бы для того, чтобы метнуть их. В этот момент мадемуазель де Монморанси как раз находилась напротив короля, и когда она подняла свой дротик, можно было подумать, что она хочет пронзить им короля. Позже король сказал, что она была столь грациозна, что он действительно почувствовал свое сердце пронзенным»59.
А вот более точный рассказ историка Жюля Мишле:
«Это было в январе 1609 года, когда королева решила поставить бвлет ’’Нимфы Дианы". Они с королем находились (как всегда) в конфликте и никак не могли договориться относительно выбора девушек, которые исполнили бы роли нимф. И так же, как всегда, королева начала дуться, да так, что король, находясь в плохом настроении, закрыл дверь, чтобы не видеть репетиций. Но все же, проходя как-то мимо, он бросил взгляд в залу. Это произошло именно в тот момент, когда одна из нимф подняла свое копье, словно собираясь пронзить его в сердце. И удар у нее получился, да такой удачный, что король чуть не упал в обморок… Это была мадемуазель де Монморанси.
Она была еще почти ребенком; ей едва исполнилось четырнадцать лет. Но у нее было возвышенное и очень амбициозное сердце, она увидела короля и, без сомнения, нашла удовольствие в нанесении таких ударов»60.
По большому счету, в страсти, охватившей Генриха, не было ничего удивительного. Жизнь он вел напряженную, и любовь была для него отдушиной. Или болезнью, и на сей раз болезнь оказалась серьезной.
Генриху было уже пятьдесят пять, и сорокалетняя разница в возрасте, конечно, не могла его не напрягать. С одной стороны, пятьдесят пять – не восемьдесят, но и не тридцать, когда можно позволить себе гораздо больше. Не будет ли он выглядеть посмешищем в глазах юной прелестницы? Но разве король может выглядеть посмешищем? Будучи девушкой умной, Шарлотта-Маргарита ответила на его страсть.
У семейства Монморанси на дочь были свои виды. В женихи ей прочили веселого и отважного кавалера Франсуа де Бассомпьера. Тот не был в нее влюблен, но и от брака не отказывался.
Однажды Генрих вызвал его к себе и заявил о своих намерениях самым бесстыдным образом:
– Бассомпьер, я буду говорить с вами, как друг. Я отчаянно влюблен в мадемуазель де Монморанси. Выбор у нас с вами небольшой: если вы женитесь на ней, я вас возненавижу; если она меня полюбит, вы возненавидите меня. Так как же нам поступить?
Этого оказалось достаточно, чтобы Франсуа оставил всякие мысли о женитьбе, сулившей ему либо постыдную участь рогоносца, либо, что еще хуже, вражду с собственным королем.
Между тем, разговор продолжился:
– Я думаю выдать ее за своего кузена, принца де Конде. Таким образом, мадемуазель войдет в нашу семью и будет мне утехой в старости, которая, увы, не за горами. Принц же получит сто тысяч ливров годового дохода и сможет вволю поразвлечься на эти деньги.
