В этот момент в кухню вошла соседка. По ее нетвердым шагам Бася догадалась, что это Ангелина Степановна, вдова царского генерала, погибшего еще в Первую мировую войну. Бывшая генеральша помалкивала об этом, рассказала только Виктору и Басе, считая их самыми приличными людьми в квартире и веря, что Виктор, как адвокат и добрая душа посочувствует ей, понимая, какой жизнью она жила и как трудно ей сейчас, когда она влачит нищенское существование.
— Поплачь, дорогуша, — сказала она, видя состояние Баси. — Поплачь. Легче станет. Я полжизни проплакала. Наверное, поэтому жива еще. И обязательно поешь. Слышишь? Без этого нельзя!
Бася послушала Ангелину Степановну и подсыпала в закипающую воду пару ложек манки.
День тянулся медленно. Казалось, что без Виктора приостановилась жизнь. Теперь никто не расскажет ей о международном положении, и не по-газетному, а со своими комментариями, не поведает об адвокатских удачах, интересных уголовных делах… Ведь она последние годы, после того как родился Савелий, не работала, хотя уход за маленьким ребенком вылился в трудную работу, зато приносящую радость.
Она почувствовала, что готова звонить братьям, но они пришли сами, узнав о беде. Позвонили поздно вечером, когда обычно брал трубку Виктор, а взяла Бася, и по ее тревожному, взволнованному голосу они догадались, что стряслось самое худшее. Оказывается, что Виктор рассказывал им о слежке за собой, о том, что может с ним произойти.
На следующий день пришел самый близкий брат — Леопольд, которого в семье для краткости называли Лео. Пришел со своей женой — Марией. Было десять вечера. Видимо, побаивались, что за квартирой Виктора следят до сих пор. Перебороли страх и не позвонили, а тихо постучали в дверь. Бася догадалась, что стучатся к ней. Поспешила открыть замок. Мария увидела Басю, и лицо ее искривилась от попытки сдержать слезы. Ей это удалось, пока она с братом не зашла в комнату, где не было Виктора. Лишь там женщины обняли друг друга и разрыдались, а Лео подошел к коляске и с нежностью, грустно смотрел на спящего Савелия.
Говорили тихо. Лео вступил в разговор после того, как Бася рассказала об обыске, предчувствиях мужа.
— Я знал, — вздохнул Лео, — мы договорились с Виктором перезваниваться каждый день. Мы ждали его звонка. Потом позвонили сами и все поняли. Мы ничего не можем исправить, Басенька. Надо жить дальше. У тебя сын. И ты всегда должна помнить, что у тебя есть семья по фамилии Волчек. Это я, Мария, другие братья. Надо написать во Львов — брату Виктора. Наверное, письма тоже просматривают. Но мы напишем иносказательно. Держись, Бася. Я знаю твой самостоятельный характер, но сейчас не время его проявлять. Мы — одна семья и будем помогать тебе, — сказал Лео и положил на стол деньги. — Я устрою тебя работать к себе, в проектный институт.
— Кем? — удивилась Бася.
— Копировщицей, — сказал Лео, — заключим с тобой договор. Анкету заполним. Иначе нельзя. Отдел кадров требует. Такой сейчас порядок. О муже напишешь, что арестован, но не осужден. Думаю, что не придерутся. Работу освоишь быстро. Будешь приходить за ней и в назначенный день сдавать. Лично мне. Если на первых порах что-то не получится, я скажу тебе, что и как нужно исправить.
— Я могла бы еще работать машинисткой. Ты забыл? — сказала Бася.
— Помню, — ответил Лео, — но у нас в институте есть вакантное место копировщицы. Будет постоянный оклад, а машинисткой станешь подрабатывать. Я дам тебе свою машинку. Большая. Займет много места. Куда ее поставить? — осматривая комнату, вслух подумал Лео и остановил свой взгляд на письменном столе Виктора.
— Поставим сюда, — вздохнула Бася.
Помощь братьев пришлась очень кстати. Присылал деньги брат Виктора из Львова. Оклад копировщицы был очень маленьким. И работу для машинки она получала нерегулярно, по нескольку страничек в месяц. Сущие копейки. Однажды днем, услышав, как она стучит на машинке, ее в коридоре встретила Ангелина Степановна и, гордо вскинув подбородок, насколько могла, так как мешала сгорбленная спина, заметила:
— Я тоже работала машинисткой, Бенедикта. — И многозначительно добавила шепотом: — И многие из наших тоже. Из тех самых, понимаешь? Даже первая жена одного из министров Временного правительства вынуждена была пойти в машинистки. Ей повезло, что она была первая, а не последняя. Ту отправили на Соловки. Я не могу простить этому Временному правительству и наивному чистюле Керенскому массу промашек! — вдруг ощетинилась Ангелина Степановна и выругалась матом. Бася от удивления выпучила глаза. — Да, да! Иначе не скажешь! — подтвердила свой настрой соседка. — Да, Александр Федорович был культурнейшим человеком, но в душе ребенком. Он трижды должен был арестовать Ленина. Обязан, черт его побери, как председатель правительства! За связь Ленина с немцами. У Керенского в руках были документы о получении Лениным денег от немцев для революции, для расшатывания России. Потом объяснял свою глупость тем, что хотел создать коалиционное правительство. Еще я думаю — щадил земляка из Симбирска. И в результате мы потеряли мужей. На хорошие должности нас, их жен, не брали. Оставалось идти в уборщицы, дворники или стучать на машинке. До сих пор работаем. И нас еще немало. Наших дочек, племянниц, невесток, тех, что сохранились. А знаешь, почему нас терпят? Потому что мы печатаем грамотно! — Тут глаза Ангелины Степановны расширились. — И Виктор был для них чересчур интеллигентным и умным адвокатом. Они не любят таких. Плодят себе подобных. Ты, надеюсь, никому не расскажешь о нашей дружеской беседе, голубушка? Впрочем, мне уже плевать на то, что они со мною сделают. Спасибо тебе, голубушка, что меня выслушала. Будешь знать, с кем жила рядом. Не просто со старушенцией, а с женой боевого генерала! Я закончила три курса в Институте благородных девиц! Да, да, благородных! — снова вскинула подбородок Ангелина Степановна и направилась на кухню. — Теперь я сама себе говорю: «Кушать подано». И ничего, привыкла. А к их жизни, их хамству не привыкну никогда!
Бася с удивлением слушала соседку, до сего дня считая, что живет рядом с примитивной старухой. А оказалось, что с умной женщиной, мыслящей своеобразно, но логично, и главное — уважающей Виктора. И не знала в тот день Бася, что эта женщина потом множество раз выручит ее, присматривая в ее комнате за маленьким сыном. Когда соседка умерла, Саве уже было семь лет. Через год он пошел в школу. А до этого несколько раз спрашивал у мамы: «Где бабушка?» — «Уехала», — объясняла мама. «Куда? Когда вернется?» — пытался выяснить Савелий. «Не знаю», — отвечала мама. «Ты меня обманываешь, — обиделся сын, — бабушка умерла.»
