— Что ж, давай опробуем мотор на всех режимах и полетим, — предложил я. Но подошедший старший техник эскадрильи Степан Архипович Садовой запретил вылет до выяснения всех обстоятельств. И снова в бензобаке оказалась вода. Откуда только она берется?..
Герой Советского Союза А. Ф. Рубан (снимок 1959 г.)
В эту ночь мы Андреем сделали пятнадцать вылетов. Коммунист Андрей Рубан успел за свою недолгую жизнь пережить многое. После окончания гражданской войны он остался один. Был беспризорником. Затем попал в колонию имени Горького, которой руководил Антон Семенович Макаренко… Воспитанник этой колонии успешно закончил авиационное штурманское училище и теперь в боях доказывал, на что он способен.
Перед рассветом была дана команда перебазироваться на основной аэродром. Командир звена Василий Голованов, Виктор Емельянов и я решили лететь звеном. Бензином не дозаправлялись. Чуть только начал брезжить рассвет, один за другим поднялись три самолета. Я пристроился к ведущему слева, Виктор — справа.
В задней кабине у меня разместились Рубан и Коновалов. Пролетели железнодорожную станцию Пола. Земля неожиданно затянулась туманом. Это произошло так быстро, что мы, как говорится, и ахнуть не успели. Высота всего 150 метров, а земли не видно. Летим. Туман не рассеивается. Бензина почти нет!
Еще несколько минут, и я отвалил машину влево, а Емельянов — вправо. Голованов пошел прямо.
Горючее на исходе. Что делать? Вошел в туман и решил садиться.
А внизу? Что там? То ли лес, то ли деревня, а может быть, дорога, озеро? Ничего не видно.
Уменьшив скорость почти до посадочной, стали парашютировать. В молочной пелене не видно ни зги.
Проваливаемся словно в колодец. В этих случаях говорят: «Душа уходит в пятки». Но это было еще хуже. Мое состояние в те секунды напоминало состояние человека, за которым гонятся голодные волки по узкой извилистой тропинке в дремучем лесу. Спасаться жизнь заставляет, а что сделать, чтобы лоб не разбить — неизвестно. К счастью, через некоторое время самолет ударился о снег и почему-то покатился.
— Сели! — разом закричали штурман и техник.
— Это, наверное, седой Ильмень? — определил Андрей.
— Но на какой мы стороне? — тревожно спросил я.
Где же мы? И спросить не у кого. Решили ждать, пока рассеется туман. Неожиданно показались повозки с людьми.
Кто?
Рубан залег недалеко от самолета. Мы с Коноваловым запустили мотор. На ходу договорились:
— Если немцы — Андрей дает по ним очередь из автомата, мы подруливаем на скорости к нему, забираем и взлетаем.
Время будто остановилось. Когда подводы приблизились, Андрей громко крикнул:
— Стой! Кто идет?
Из передней повозки хриплый старческий голос ответил:
— Свои, сынок, свои, тутошние рыбаки. Пришодце рыбу ловить!
Андрей осторожно подошел к повозкам:
— Папаша, до берега далеко?
— Да тут рядом. Километра два — три, а там и Замленье.
— Замленье? — обрадовался Андрей.
— Да, да, сынок. Там летчики есть и самолеты стоят.
— Спасибо, папаша! сказал Андрей и подбежал к самолету.
— Замленье рядом. Почти дома.
— Летим в Замленье, может, дотянем, а там и заправимся! — предложил я.
— Давай, Коля, жми скорее! — согласился Андрей.
В слабом тумане сели в Замленье. К нашему удивлению, здесь же оказался Голованов с Емельяновым. Они тоже сели на озеро, а затем перелетели сюда.
В середине дня, когда от тумана не осталось и следа, возвратились в Сельцо.
Дома нас встретили так, будто мы вернулись с того света. Хотя никто из наших товарищей не терял надежды, что вернемся, командир и комиссар подумывали об организации поисков. Но все обошлось благополучно. Друзья радовались нашему возвращению. Расспрашивали в сотый раз, тормошили, не отпускали. Наконец удалось поесть. Немного отдохнули — и снова в Ожедово, снова за ночь полтора десятка вылетов. Вернувшись с последнего вылета, мы с Рубаном шли на КП с докладом. Навстречу нам попался взволнованный Ноздрачев.
— Знаете, братцы, что мне приказано? — не скрывая своей радости, заговорил он. — С рассветом вылетаю в распоряжение подполковника Конева на аэродром Александровна! Попутно отвезу туда Мишина. Он пригонит новую машину!
— Да зачем ты Коневу понадобился вдруг?
Ноздрачев многозначительно поднял вверх палец:
— Будем выполнять особое задание. Особое, понимать надо!
Мы с Андреем переглянулись.
Всем было известно, что Георгий Конев один из лучших летчиков-истребителей — инспектор по технике пилотирования военно-воздушных сил Северо-Западного фронта — летал на новейших скоростных машинах. И зачем ему со своим тихоходом Ноздрачев?
Самолет подготовили к полету. Начало светать. Ноздрачев пожал товарищам руки и залез в кабину. Мишин разместился во второй.
Провожало человек двадцать. Все, кто возвращались в это время с задания, узнав, куда летит Ноздрачев, спешили пожелать ему удачи: было приятно, что наш товарищ понадобился знаменитому летчику.
Помахав рукой, Ноздрачев пошел на взлет. На фоне зари мелькнули полоски крыльев его У-2.
Вдруг из-за облаков, с западной стороны аэродрома, вынырнула пара «мессершмиттов». Немцы прошли над аэродромом, поочередно в строю сделали по «бочке», еще раз прошлись, словно разыскивая кого-то, и круто развернулись в сторону взлетевшего У-2.
Появление их было так неожиданно, что никто из присутствующих не сообразил сразу, что делать. Ноздрачев, не подозревая об опасности, спокойно продолжал полет. Ведущий «мессер» вырвался вперед и открыл огонь. В морозном воздухе раскатился сухой треск пулеметной очереди.
— Тревога! — только тогда закричал кто-то.
Люди бросились в укрытия. Ахнули зенитки. Но было поздно. Немец со второй очереди накрыл У-2. Самолет Ноздрачева качнулся, повалился на крыло и перешел в штопор. «Мессершмитт» продолжал скользить за ним, расстреливая до тех пор, пока У-2 не врезался в снег.
После этого оба «мессера», пройдя над аэродромом, с бреющего полета дали несколько очередей по стоянкам наших самолетов и, развернувшись парой, низко, почти над самой землей, ушли к фронту. На крыльях «мессеров» ясно были видны кресты. Вдоль фюзеляжей отчетливо вырисовывались, точно змеи, изогнутые черные стрелы.
К сбитому самолету бежали люди…
За три боевых месяца мы потеряли многих. Недели не проходило без того, чтобы кто-нибудь не возвращался с задания. Гибли боевые друзья, горели самолеты. Но все это происходило где-то там, за линией фронта, в ночной темноте. А теперь товарищи погибли на наших глазах, на нашем собственном аэродроме. Такого еще не было.
