Ознакомительная версия.
В 1643 г. один из способнейших учеников Галилея, Э. Торричелли, исполнил желание своего учителя и предпринял опыты по подъему различных жидкостей в трубках и насосах. Торричелли установил, что причиною подъема как воды, так и ртути является вес столба воздуха, давящего на открытую поверхность жидкости. Таким образом, был изобретен барометр и явилось очевидное доказательство весомости воздуха.
Паскаль с энтузиазмом принялся за дальнейшие эксперименты, пытаясь обобщить выводы Торричелли. Он использовал трубки различных форм, заполнял их различными жидкостями и устраивал публичные демонстрации. В 1647 г. Паскаль вернулся в Париж, встречался с Рене Декартом и опубликовал «Новые опыты, касающиеся пустоты». В конце года он попросил своего зятя, Флорена Перье, провести барометрические испытания у подножия и на вершине горы Пюи-де-Дом, возвышавшейся над Клермон-Ферраном. Эти знаменитые эксперименты, проведенные лишь в сентябре 1648 г., открыли путь систематическим исследованиям в области гидродинамики и гидростатики, которые разрушили старые представления о том, что природа «боится» пустоты. В ходе этих экспериментов Паскалю удалось сделать ряд изобретений (в частности, шприца и гидравлического пресса) и внести усовершенствования в конструкцию барометра. Гидравлический пресс действовал на основе физического закона, впервые сформулированного ученым и носящего его имя: «При действии поверхностных сил давление во всех точках внутри жидкости одинаково».
По тем открытиям, которые были сделаны Паскалем относительно равновесия жидкостей и газов, следовало ожидать, что из него выйдет крупнейший экспериментатор того времени. Но его опять подводило здоровье.
Физическое и психическое состояние Блеза нередко внушало отцу серьезные опасения, и с помощью друзей дома он не раз убеждал сына развлечься, а не посвящать свою жизнь исключительно научным занятиям. Врачи же были более категоричны и вообще запретили ему всякого рода занятия. Но этот живой и деятельный ум не мог оставаться праздным: не будучи более занят ни науками, ни делами благочестия, Паскаль начал искать удовольствий и, наконец, стал вести светскую жизнь, играть и развлекаться. Первоначально все это было умеренно, но постепенно он вошел во вкус и стал жить, как все светские люди. Он завязывал дружеские связи с родовитыми людьми, немало часов проводил в изысканных салонах, соперничая в красноречии и остроумии с молодыми аристократами, вел переписку с тщеславной шведской королевой Кристиной и т. д. и т. п. «То было время, употребленное наихудшим образом, – не осуждая брата напрямую, с грустью писала об этом периоде его жизни Жильберта Перье, – хотя милосердие Божие оберегло его от пороков, а все же то был мирской дух, весьма отличный от Евангельского».
Однако осенью 1651 г. умер отец Паскаля. За этим незамедлительно последовал уход в монастырь Пор-Руаяля Жаклин, младшей сестры Блеза, красавицы, талантливой поэтессы, одаренной добродетелями нежного сердца и живого ума. Потеряв опору, которую он находил в религиозной сердечности сестры и размеренном образе жизни под контролем отца, Паскаль полностью, до физического и нервного истощения, окунулся в свои математические изыскания, лишь время от времени появляясь в свете. Однако при этом он высказывал сестре-монахине мысли о возможной своей женитьбе.
Но в ноябре 1654 г. Паскаль пережил сильнейшее потрясение, оказавшее большое влияние на его дальнейшую судьбу. В экипаже, запряженном четверкой лошадей, он ехал в Нейи. Проезжая мост, передняя пара лошадей сорвалась и рухнула в воду, а коляска чудом задержалась у самого края пропасти. Когда к ней подбежали, Паскаль был без сознания. Чудесное спасение от, казалось бы, неминуемой гибели и последовавшее за ним мистическое переживание произвели на религиозно экзальтированного ученого глубочайшее впечатление – он окончательно распрощался со светской жизнью. В этом его горячо поддержала Жаклин, которой были так неприятны рассуждения брата о женитьбе. В начале 1655 г. Блез на некоторое время тоже переселился в Пор-Руаяль, где вел непомерно строгую аскетическую жизнь, много молился, глубоко изучал Библию и труды отцов Церкви.
Однажды ночью, мучимый жесточайшей зубной болью, ученый стал вдруг думать о свойствах так называемой циклоиды – кривой линии, обозначающей путь, проходимый точкой, катящейся по кругу. За одной мыслью последовала другая, образовалась целая цепь теорем, которые он стал записывать с необычайной быстротой. Все исследование было закончено в восемь дней, причем Паскаль писал сразу начисто, не переписывая. Только что исписанные листы тотчас сдавались в набор, и две типографии едва поспевали за ним.
Таким образом явилась в свет его последняя научная работа. Это замечательное исследование о циклоиде приблизило Паскаля к открытию дифференциального исчисления, т. е. анализа бесконечно малых величин, но все же честь этого открытия досталась не ему, а Лейбницу и Ньютону. Будь Паскаль более здоров духом и телом, он, несомненно, довел бы свою работу до конца. В его трудах мы видим уже вполне ясное представление о бесконечных величинах, но, вместо того чтобы развить его применительно к математике, ученый отвел большое место бесконечному лишь в своей апологии христианства.
Паскаль не оставил после себя ни одного цельного философского трактата, тем не менее в истории философии он занимает вполне определенное место. Как философ он представляет собой своеобразное соединение скептика и пессимиста с искренно верующим мистиком; отголоски его философии можно встретить даже там, где их менее всего ожидаешь. Многие из его блестящих мыслей повторяются в несколько измененном виде не только Лейбницем, Руссо, Шопенгауэром, Львом Толстым, но даже таким противоположным по взглядам Паскалю мыслителем, как Вольтер. Так, например, известное положение Вольтера, гласящее, что в жизни человечества малые поводы часто влекут за собою огромные последствия, явно навеяно чтением паскалевских «Мыслей».
Его труд «Мысли» часто сопоставляют с «Опытами» Монтеня и с философскими сочинениями Декарта. У Монтеня Паскаль заимствовал несколько идей, передав их по-своему и выразив их своим сжатым, отрывочным, но в то же время образным и пламенным слогом. С Декартом Паскаль согласен лишь по вопросу об автоматизме, да еще в том, что признает, подобно Декарту, наше сознание непреложным доказательством нашего существования. Но исходная точка Паскаля и в этих случаях отличается от декартовской. На аксиому Декарта: «мыслю, следовательно, существую» Паскаль отвечает: «Я сочувствую ближним, стало быть, я существую, и не только материально, но и духовно».
Ознакомительная версия.
