В конце беседы колхозники сказали Литвинову, что перед самым их отъездом из деревни на общем собрании колхоза было принято решение присвоить чудцевскому колхозу имя Максима Максимовича Литвинова. Крестьяне поручили передать, что просят согласия Литвинова.
Максим Максимович задумался. Сидел расстроенный, не зная, что ответить колхозникам. Быть может, впервые он оказался перед проблемой, которую не мог решить. Уже истекли два часа. Вошел секретарь, сообщил, что посол ждет. Литвинов ответил:
– Скажите, что очень занят.
Наконец обратился к своим гостям:
– Передайте товарищам колхозникам, пусть поступают, как знают. Если им это так нужно, пусть присваивают мое имя.
Колхозники, довольные, вышли из кабинета Литвинова и, проходя мимо иностранного дипломата, вежливо распрощались:
– До свиданьичка.
Дипломат холодно поклонился, потом ехидно спросил у секретаря:
– Это дипломатическая миссия какой державы?
– Колхозной, – ответил секретарь.
Вечером в клубе Наркоминдела было праздничное собрание. Колхозников как почетных гостей посадили в президиум рядом с Литвиновым. Вручая им билеты на трибуны Красной площади, чтобы они посмотрели военный парад, он сказал:
– Вы хозяева, вы должны знать, что ваши деньги расходуются не зря.
В свободные часы Литвинов уезжал на дачу под Москву. Бродил по дорожкам парка, зимой ходил на лыжах, старался выполнять предписания врача.
В прошлом Литвинов тяжело болел, у него развилась тахикардия. Профессор Краузе, исследовавший его в 1923 году в Берлине, сказал с грубоватой откровенностью, что Литвинову осталось жить не очень долго. Максим Максимович пробурчал в ответ, что если он сумел пережить режим берлинской тюрьмы в 1907 году, то ему ничто не страшно, он постарается как можно дольше не отправляться на тот свет.
Все же болезнь иногда давала себя знать. Литвинов соблюдал диету, старался урвать двадцать минут, чтобы заехать в кабинет физкультуры, где изо всех сил крутил педали велосипеда. Семен Михайлович Буденный посоветовал Литвинову заняться верховой ездой, приказал выделить для него в конюшнях на Хамовническом плацу хорошо объезженную лошадь. Литвинов аккуратно два месяца являлся на плац, ездил верхом. Потом перестал. Не мог выдержать кутерьмы, которая поднималась на плацу при его появлении. Командир, завидев Литвинова, кричал: «Смирно!» Отдавал честь и рапортовал: «Конь готов!»
В мае 1935 года отмечалась тридцатая годовщина III съезда партии. Литвинову позвонила Татьяна Федоровна Людвинская:
– Максим, ты не забыл, что ты докладчик? Так вот, завтра в переулке Стопани, в Обществе старых большевиков, соберутся товарищи. Как делегат III съезда, поделишься воспоминаниями, расскажешь и о делах международных, немножко больше, чем нам сообщают газеты.
– Ну вот видишь, ты мне все же напоминаешь, что я дипломат, – ответил Литвинов.
На следующий день точно в назначенное время Литвинов был в переулке Стопани.
– Как приятно видеть вас всех вместе, – взволнованно сказал он, встретив там Ленгника, Ярославского, Федора Никитича Самойлова, Софью Николаевну Смидович, других старых друзей.
Слово дали Литвинову. Он рассказал о своих встречах с Лениным, о его работе «Две тактики», в которой Владимир Ильич определил как главную задачу подготовку вооруженного восстания. Литвинов говорил о II Интернационале. Сказал, что его лидеры по-прежнему остались верны себе. В воздухе снова пахнет грозой, а они обманывают народы. Говорил Литвинов и о делах международных – «немножко больше, чем сообщают газеты».
На политическом горизонте появились новые грозные тучи. 16 марта 1935 года Германия в одностороннем порядке отменила военные ограничения Версальского мирного договора.
Ни Ленин, ни другие государственные деятели Советской страны никогда не рассматривали Версальский договор как справедливый. Наоборот, они считали его архинесправедливым и не раз заявляли об этом. Но когда этот договор был нарушен во имя вооружения фашистской Германии, Советский Союз не мог остаться безучастным. Произошло то, о чем советская дипломатия не раз предупреждала западных государственных деятелей, говоря им об опасности, исходящей из Германии. Тогда они отмалчивались или отвечали, что СССР преувеличивает роль Гитлера и его возможности. Выступая по этому поводу, Литвинов ясно выразил позицию Советского Союза: «Я говорю… от имени страны, которая не только не ответственна за Версальский договор, но и никогда не скрывала своего отрицательного отношения к этому договору в целом…» И тут же со всей резкостью ставит вопрос: «Как быть, если государство, требующее или берущее себе право на вооружение, находится под исключительным руководством людей, которые объявили во всеуслышание программу своей внешней политики, состоящую в политике не только реванша, но и безграничного завоевания чужих территорий и уничтожения независимости целых государств, – под руководством людей, которые открыто провозгласили эту программу и не только не отрекаются от нее, но непрестанно распространяют эту программу, воспитывая на ней свой народ? Как быть в тех случаях, когда государство, имея такую программу своих вождей, отказывается давать какие бы то ни было гарантии неосуществления этой программы, гарантии безопасности своих соседей дальних или близких, – гарантии, которые готовы дать другие государства, даже свободные от всяких подозрений в агрессивности? Можно ли закрывать глаза на подобные факты?» Выступления Литвинова получили большой резонанс, они приковали внимание к политике гитлеровской Германии, способствовали мобилизации общественного мнения всех стран для борьбы с фашизмом. Много лет спустя эта деятельность Литвинова была отмечена в справке «Фальсификаторы истории»: «Всем известна настойчивая и длительная борьба Советского Союза и его делегации в Лиге наций под председательством M. M. Литвинова за сохранение и Укрепление коллективной безопасности. В течение всего предвоенного периода отстаивала советская делегация в Лиге наций принцип коллективной безопасности, поднимая свои голос в защиту этого принципа на каждом заседании Лиги наций, почти в каждой комиссии Лиги наций».
28 марта в Москву по приглашению Советского правительства прибыл Антони Идеи. Англия проводила политику Уступок Германии, однако стремилась сохранить видимость борца за укрепление мира. В беседе с ним Литвинов по поручению Советского правительства решительно подчеркнул опасность, исходящую со стороны нацистской Германии не только для Советского Союза, но и для западных стран, обратил внимание Идена на тот факт, что, развивая свою программу экспансии против СССР, нацистский главарь лелеет планы похода и против западных демократий. «Гитлер, выдвигая в настоящее время на первый план восточную экспансию, – сказал Литвинов, – хочет поймать на удочку западные государства и добиться от них санкций его вооружения. Когда эти вооружения достигнут желательного для Гитлера уровня, пушки могут начать стрелять совсем в другом направлении».
