Ознакомительная версия.
Безусловно, лучше с самого начала получить хорошее образование и потом наращивать культурный и интеллектуальный потенциал, чем всю жизнь переучиваться. Но в СССР получить такое образование было негде, а людям, которые не меняют взглядов только потому, что однажды их усвоили, следует вспоминать слова Ключевского, что «твердость убеждений – чаще инерция мысли, чем последовательность мышления»[73].
Систематически работать в одной определенной отрасли знания легче, чем на стыке разных наук, но, как сказал Лихтенберг, «кто не понимает ничего, кроме химии, тот и ее понимает недостаточно»[74]. Отсталость советского общество– и человековедения делала выход за узко очерченные профессиональные рамки не только возможным, но и необходимым.
Дилетантизм столь же привлекателен, сколь и опасен. Главное внутреннее противоречие моей интеллектуальной работы – сочетание дилетантского (в хорошем, герценовском смысле слова) подхода с гелертерским характером. Залезая в чужую область знания, я обычно избегаю «самодеятельных» обобщений. Меня очень редко уличали в фактических ошибках и всегда охотно печатали в «чужих» научных журналах. Но сам-то я знаю, что это – всего лишь верхушка айсберга, если твой труд не востребован профессионалами, значит, ты работал впустую. «Независимость» от научной специализации иллюзорна.
Междисциплинарость имеет и личностный аспект. Если твоя проблематика представляет широкий общественный интерес, это приносит популярность, но одновременно обрекает на интеллектуальное одиночество. Хотя тебя все вроде бы знают, ты везде остаешься более или менее посторонним. В трудные моменты никто не будет тебя защищать – «не надо было лезть в чужие дела».
С возрастом чувство посторонности генерализуется и усиливается. Даже если этот новый, незнакомый и быстро меняющийся мир тебя интересует, что совсем не обязательно, ты уже не можешь рассчитывать на взаимность. Максимально – на вежливую терпимость: «говорят, что он когда-то что-то сделал…».
Я никогда не был любителем острых ощущений, нарушение идеологических догм и запретов не доставляло мне удовольствия, просто любознательность и стремление постичь истину перевешивали страх и соображения житейской выгоды. Сейчас, когда в России снова насаждаются единомыслие и традиционализм, это не менее актуально. Чувствовать себя на склоне лет не консервативным старым ученым, а подрывающим устои диссидентом скорее грустно, чем радостно, особенно, если эти устои сгнили задолго до твоего рождения. Однако, как писал когда-то Н. Г. Чернышевский, нельзя просить помилования за то, что твоя голова устроена иначе, чем голова шефа жандармов.
Политологи спорят, возвращается ли Россия в советские времена или больше напоминает Германию начала 1930-х годов, когда немцам показалось, что их страна встала с колен. Маркс когда-то сказал, сославшись на Гегеля, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, а второй раз – в виде фарса. Я могу к этому добавить, что фарс при определенных условиях может повторяться многократно, причем то, что для зрителей стало надоевшим старым фарсом, для персонажей остается трагедией[75].
Любые исторические параллели рискованны. Всякая авторитарная власть тяготеет к превращению в тоталитарную, но одновременно несет в себе такие мощные и неустранимые средства саморазрушения, как неэффективность, коррупция и клановые междуусобицы. Полтора десятилетия политической свободы в обстановке экономической разрухи, нищеты и криминального беспредела не могли отменить многовековых привычек угодничества и рабства и отчасти даже скомпрометировали идеи свободы и демократии. При опросе Левада-центра в феврале 2008 г. 39 % опрошенных признали, что Сталин сыграл в жизни страны положительную роль; в 2006 г. доля таких ответов составляла 42, а в 2003-м – даже 53 %. Но так думают далеко не все. В стране происходит смена поколений, и наряду с «ликующей гопотой», которую можно натравить на кого угодно, за эти годы выросла более образованная и самостоятельная молодежь, отнюдь не склонная возвращаться ни к тоталитарному, ни к домостроевскому прошлому, особенно в своей частной жизни. Оболванить их так же радикально, как в советские времена, сегодня вряд ли удастся.
Хотя существенная часть моего труда и знаний не была востребована, я не думаю, что мои усилия пропали даром. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», но какой-то отклик оно всегда вызывает, даже если это всего лишь эхо…
Всякая прожитая жизнь полна нереализованных возможностей, но эпоху и тип собственной личности не выбирают…
1. Отдельные изданияVeda ako forma spolocenskeho vedomia. Bratislava, 1951. 43 s.
Развитие личности при социализме. Ленинград: Знание, 1954. 32 с.
О современной буржуазной философии истории. Ленинград: Знание, 1957. 64 с.
Страх перед законами истории. М.: Мысль, 1958. 80 с.
Kik es miert felnek a tortenelem torvenyeitol. Budapest, 1960. 99 p.
Философский идеализм и кризис буржуазной исторической мысли. М.: Мысль, 1959. 403 с.
Философский идеализм и кризис буржуазной исторической мысли. Пекин, 1961. 404 с. (на китайском языке).
El idealismo filosofico y la crisis en la pensamiento historico. Buenos Aires, 1962. 394 p.
El idealismo filosofico y la crisis en la pensamiento historico. Habana, 1964. 364 p.
Idealizm filozoficzny i krysys burzuazyjnej mysli historycznej. Warszawa, 1967. 533 p.
Groaza in fata legilor istoriei. Bucuresti, 1960. 111 p.
Мораль коммунистическая и мораль буржуазная. М.: Политиздат, 1960. 72 с.
Основные направления буржуазной философии и социологии ХХ века. Ленинград: Изд-во ЛГУ, 1961. 107 с. (Совместно с Ю. А. Асеевым.)
Свобода в «свободном обществе». М.: Политиздат, 1961. 64 с.
Ideals and Reality. New Dehli, 1962. 43 p. То же – на арабском, хинди, датском, французском и японском языках.
Kriticky nastin filosofie dejin 20 stoleti. Praha, 1963. 643 p.
Позитивизм в социологии: Критический очерк. Ленинград: изд-во ЛГУ, 1964. 206 с.
Die Geschichtsphilosophie des 20 Jahrhunderts: Kritischer Abriss. Berlin: Akademie Verlag, 1964. 2 B-de, 384 + 333 S.
Краткий словарь по этике / Под общ. ред. О. Г. Дробницкого, И. С. Кона. М.: Политиздат, 1965. 543 с. (Автор ряда статей.)
Etikai Kislexikon. Budapest, 1967. 266 p.
Личность как субъект общественных отношений. М.: Знание, 1966. 48 с.
Социология личности. М.: Политиздат, 1967. 383 с.
Социология на личносста. София, 1968. 282 с.
Az en a tarsadalomban. Budapest, 1969. 293 p.
Personibas sociologija. Riga, 1969. 351 p.
Isiksuse sotsioloogia. Tallinn, 1971. 251 p.
Sociologie osobnosti. Praha 1971. 306 p.
Sociologia de la personalidad. Montevideo, 1971. 306 p.
La jeunesse, ce probleme sociale. Moscou: Progress, 1967. 53 p. То же – на английском, немецком и испанском языках.
Ознакомительная версия.
