Война не должна была начаться. Даже в случае победного завершения, по мысли Горчакова, она неизбежно должна была обернуться для России провалом, нанеся глубокий урон национальной программе возрождения. Так оно и получилось.
Политические реалии, о которых славянофилы предпочитали не думать, были таковы, что европейское сообщество не могло согласиться с лидирующей ролью России на Босфоре и на Балканах. Великие державы, как это следовало из уроков других европейских войн, не допускали доминирования одного государства в ущерб безопасности и интересам других. Особенно когда дело касалось Российской империи, достигшей к тому времени прежнего могущества. Исход войны для них был предрешен: либо Россия потерпит поражение, либо, одержав победу, ослабленная, останется в изоляции, не способная противопоставить себя ни в военном, ни в политическом отношении сплоченной коалиции европейских государств. По этой причине Берлинский конгресс имел свою внутреннюю логику, возникшую задолго до того, как Балканская война завершилась. Причины шовинистического угара, охватившего русскую прессу, возглавляемую Катковым и Аксаковым и подвергнувшую нападкам и итоги конгресса, и его участников, понять и объяснить можно. Однако эта шумиха не имела ничего общего с реальной межгосударственной политикой, проводить которую в угоду России никто не собирался.
К чести Горчакова, он до конца не изменил своей позиции. И в этом, быть может, заключается его внутренняя, моральная победа — в правоте позиции, в историческом предвидении последствий военного конфликта.
Горчаков всеми средствами стремился найти политический выход из тупикового положения; в котором Россия оказалась во многом по собственной вине. Отказ европейских государств развязывать военную кампанию давал надежду на то, что этот выход будет найден. В инструкции послу России в Турции Н. П. Игнатьеву в пору, когда противоречия, можно сказать, достигли накала, канцлер указывал:
«Если только наш минимум пройдет, это будет крупным результатом, который избавит нас от военной кампании, всегда случайной как политически, так и материально, и в особенности тягостной своим влиянием на наше финансовое положение. Если можно избегнуть этого, сохраняя незатронутыми честь и достоинства императора, я аплодировал бы этому с восторгом, и наша страна была бы в выигрыше»[205].
И когда конфликт только назревал, и когда он уже был в разгаре, Горчакову и возглавляемому им ведомству удалось многого достичь: во-первых, нейтрализовать возможных противников (Англия); во-вторых, убедить если не в поддержке, то в необходимости сохранять нейтралитет могущественные европейские страны (Франция, Пруссия, Австро-Венгрия); наконец, склонить на свою сторону тех, кто в той или иной мере мог стать и впоследствии стал рядом (Румыния). Короче, удалось сделать все, чтобы расчистить путь, а главное — подготовить общественное мнение внутри страны и за ее пределами.
Горчаков как министр и государственный деятель был и до конца оставался частью системы. Ему пришлось доигрывать партию в заранее проигрышной позиции, и он принял удар на себя. Политические результаты конгресса в Берлине были списаны на возраст и болезни канцлера, которому в то время было 82 года.
* * *
В чем оказались весьма схожи судьбы двух европейских политиков — Горчакова и Бисмарка, — так это в том, что, несмотря на государственный ум и жизненный опыт, ни тот ни другой не готовили себя к тому, чтобы вовремя сойти с политической сцены. Горчакова негласно, Бисмарка со скандалом выставили за порог. Обоим пришлось уйти оттуда, где их, казалось, никто не сможет заменить. Не было торжественных проводов, не звучали праздничные фанфары… Ни тот, ни другой не сумели предвидеть появление новых обстоятельств. Это омрачило итог их служения, их последние дни. Отстранение от дел против воли оказалось для них, быть может, самым болезненным из всех других жизненных испытаний. Упустив момент, они позволили новым энергичным силам вытеснить себя. И тот и другой цеплялись за власть до последнего, хотя и по-разному.
У Горчакова после ухода в отставку не осталось времени и творческих сил для подведения итога прожитой жизни. Бисмарку довелось подвести такой итог. Ниспровержение с политического Олимпа, в конечном счете, пошло ему на пользу. И в этом Божий промысел оказался на его стороне. Несправедливая отставка, отвергаемая Бисмарком, стала началом другого, не менее значительного этапа в его судьбе. Нерастраченную энергию Бисмарк употребил на то, чтобы оставить после себя книгу — философско-публицистичес-кий обзор времени, событий, своеобразный авторский приговор ушедшей эпохе.
Жизненный просчет многих политиков состоит в недооценке собственного опыта, в небрежении возможностью оставить потомкам сведения о себе и своем времени. Самыми дальновидными оказались те, кто поверял свои мысли, наблюдения и впечатления дневнику. Их свидетельства ценны далеко не всегда и далеко не всегда достоверны, но и они позволяют воссоздать облик ушедшего времени. Благодаря своей книге Бисмарк обеспечил себе историческое преимущество перед многими из своих современников, прежде всего политиков, с которыми ему приходилось иметь дело и которые не нашли в себе сил, а может быть, таланта или просто времени создать что-либо подобное. Добившись славы и признания, и к финалу жизни Бисмарк оказался над схваткой, переиграл своих политических соратников и соперников. Он сумел оставить за собой последнее слово. Мемуары Бисмарка были опубликованы уже после его смерти, оставив возможных оппонентов наедине со своими возражениями или опровержениями.
Книга «Мысли и воспоминания» стала литературным памятником и самому автору. Она написана с большим мастерством и талантом, с той мерой экспрессии, когда читающему трудно усомниться в искренности автора, в подлинности описываемых им событий. Точность в воспроизведении фактов, а также некоторых обстоятельств до мельчайших деталей делает повествование убедительным и достоверным. Расставленные Бисмарком акценты и суждения во многом предопределили подход исследователей к ушедшему времени, к жившим в нем людям. Некоторые его выводы стали политическими клише, заполнившими страницы книг, учебников, научных трактатов, вышедших в последующие десятилетия, поскольку, когда за перо берется крупный государственный деятель, чей авторитет в международной политике непререкаем, неискушенному исследователю трудно усомниться в достоверности фактов, в подлинности трактовки тех или иных событий. Многое из написанного Бисмарком приобрело хрестоматийный смысл, однако серьезные исследователи не всегда соглашались с его оценками, хотя и отдавали дань его публицистическому таланту. Большинство из них не склонны соглашаться и с теми оценками, которые Бисмарк выставил своему многолетнему оппоненту канцлеру Горчакову. Политическая биография российского канцлера, отзывы о его деятельности и личных достоинствах, оставленные другими современниками, вступают в явное противоречие с тем, что говорится о Горчакове в итоговом труде Бисмарка. Следует заметить, что «Мысли и воспоминания» были написаны в пору, когда Горчакова уже не было в живых, а его российские недоброжелатели глумились над наследием своего предшественника. Сам собой напрашивался вывод: Горчаков оказался тем твердым орешком, который так и не смог раскусить всемогущий канцлер, не сумевший склонить «старого петербургского друга и покровителя» на свою сторону. Поворотным моментом в отношениях двух политиков стали события 1875 года, когда Горчаков решительно противодействовал угрозе новой войны Германии против Франции. Своим демаршем Горчаков лишил Бисмарка возможности осуществить нечто очень значительное для него, остановил на пути к весьма важной цели. Осуществить повторную военную акцию против Франции было возможно лишь при соблюдении Россией нейтралитета, чего Бисмарку так и не удалось добиться. Более того, возникала опасность войны на два фронта, а именно этого всю жизнь опасался немецкий канцлер. В своих мемуарах Бисмарк пытается объяснить конфликт, возникший в двусторонних германо-российских отношениях в семидесятые годы, «недостойным эгоизмом» и «болезненным тщеславием» Горчакова, якобы ревновавшего к политическим успехам коллеги. Однако, если внимательно вчитаться в книгу, начинаешь понимать, что сам автор в ряде эпизодов одержим мстительностью и мелочной злопамятностью. Мемуары немецкого канцлера в этой части не что иное, как попытка свести счеты со своим давним политическим противником. Желчные, недопустимо оскорбительные, повторяющиеся рефреном суждения о Горчакове дают повод судить именно о болезненном состоянии человека, пребывающего в сумерках политического забвения.
