В. Соловьева, но все они не были доведены до конца.) Что же касается очерка А. Ельчанинова и др., то хотя он и был закончен, но, по словам отца Александра, «осветил, да и то кратко, лишь важнейшие этапы религиозной истории». В дальнейшем план такой работы был намечен Н. Бердяевым в статье «Наука о религии и христианская апологетика». О западных авторах отец Александр говорил, что наибольшее влияние на него оказали идеи Кристофера Доусена.
Итак, отец Александр поставил перед собой задачу «выполнить то, что завещал Владимир Соловьев нашему времени. По возможности доступно изобразить драматическую картину духовной истории, воссоздавая её в свете целостного христианского миросозерцания…» [239].
Другая задача «Истории религии» отца Александра, которая несомненно была близка планам Владимира Соловьева, — показать универсальный характер Божественного Домостроительства. На такую цель указывают многие сквозные темы шеститомника, а также само стремление автора искать и находить в разных религиях общие динамические и статические факторы.
И ещё одну цель несомненно преследовал автор: продемонстрировать истинно христианское отношение к другим религиям, создать платформу для диалога, снять барьеры конфронтаций, воздвигнутые временем, невежеством, предрассудками.
Остановимся теперь на методах, используемых автором для решения поставленных задач. Отмечу главное.
Прежде всего, для отца Александра история религии (как и вообще всякая история) — это история великих личностей. Он писал: «История мысли — это в значительной степени история мыслителей. Личный гений оплодотворяет нерасчленённую и бесформенную стихию традиций, созидая нечто новое». Именно творческая сила личности определяет развитие религии [240]. И в другом месте: «схематические построения, догматические аллегории и легенды не могут создать настоящей религии. Новые религии, как новое видение мира и человека, как новое откровение и новое постижение, всегда зарождаются в глубинах человеческой личности».
И вот на страницах шеститомника через судьбы конкретных людей, повлиявших на духовное развитие своих народов, через обстоятельства их жизни и служение, через их призвание автор показывает нам направление религиозной истории, а так как Бог наш есть Бог истории, то и волю Бога.
Можно сказать, что глубочайшее уважение отца Александра к героям своего повествования есть другая сторона его благоговения перед Святым Духом, дыхание Которого он ощущал в каждом зачинателе новой религиозной традиции. Очевидно, отец Александр видел в таких людях действие Божественного промысла.
Возможно, поэтому его портреты духовных лидеров человечества всегда очень добрые. Читатель не встретит в его книгах попыток приписать нехристианским учителям, например, демонические черты.
За такой явный пиетет автора к основателям мировых религий и религиозных учений некоторые критики сегодня считают возможным упрекать отца Александра в излишней терпимости к иноверию. Они не понимают, что для историка–христианина такая терпимость — прежде всего дань уважения к своему Небесному Отцу, Которому было угодно направить разные народы в определённое время по путям, известным лишь Ему Одному. И отец Александр спокойно ведёт читателя по этим путям Божественного Домостроительства, предлагает всматриваться, изучать, сопоставлять, вдумываться, чтобы уже потом помочь осмысленно вернуться на ту дорогу, которая была и его собственной — дорогу пророков Ветхого Завета, прямо восходящую на вершину Евангельского Откровения.
Надо заметить, что отец Александр предвидел, что некоторым читателям почудится в его книгах апология нехристианских верований, и тем не менее не счёл нужным оберегать их от такого «соблазна». Сам он говорил об этом так: «Сфера религиозная — совершенно особая сфера. Без проникновения в самый дух вероучений, без частичного отождествления себя с их исповедниками невозможно ничего понять в сущности религий. Только путь внутреннего сопереживания, когда мы ищем истину вместе с анимистом, буддистом или греческим мыслителем, может помочь уловить подлинную динамику религий» [241].
Читатель, следующий за автором по ступеням духовного развития человечества, начинает глубже понимать и само христианство, ибо получает «возможность по–новому взглянуть на Евангелие, увидеть его в широкой мировой перспективе».
В результате такого «посвящения» история религии представляется уже «не скопищем заблуждений, а потоками рек и ручьёв, несущих свои воды в океан Нового Завета».
Другой способ, которым пользуется автор, чтобы помочь читателю прикоснуться к исследуемой древней культуре — приобщение к её литературному наследию. На страницах шеститомника встречаются выдержки из литературных произведений древнего Шумера и Египта, шедевры Китайской поэзии и буддистские супы и, конечно, обильные цитаты из Библии.
При этом отец Александр хорошо понимал, что нельзя оставлять читателя один на один с миром незнакомых символов и метафор, пусть формально и переведённых на русский язык. Используя весь аппарат современной научной экзегезы и одновременно старательно уходя от наукообразного языка, автор помогает преодолеть все барьеры непонимания и делает древние тексты интересными и близкими.
Если мы к тому же обратим внимание на подробнейшую библиографию к каждому тому, то нам станет ясен и ещё один замысел отца Александра: посвятив читателя в язык древних культур, приоткрыть ему мир духовных и литературных первоисточников. Это особенно важно в такие времена, как сегодня, когда многие обращаются к второсортной оккультной и теософской литературе, которая, по мнению отца Александра, чаще всего опошляет и извращает идеи великих учителей древности.
Чтобы помочь своему читателю, отец Александр пользуется и письменными памятниками, и данными археологической науки, благодаря которой мы можем теперь в деталях знать особенности древнего быта… На неоспоримое преимущество такого «научно–критического исследования исторической человеческой оболочки» указывал протопресвитер Алексей Князев в своём предисловии к шестому тому «На пороге Нового Завета». Он писал, что «благодаря открытиям в области истории, философии, палеографии, других вспомогательных наук в области исагогики, мы приведены к возможности ещё ближе, полнее и подробнее видеть действие открывающего Себя Бога человечеству и устрояющего его спасение» [242]. Алексей Князев — один из немногих современных православных учёных, кто сразу одобрил замысел отца Александра и кто призывал благословение на его труд…
