60
«Интеллектуальные усилия, необходимые для прочтения рецензии Игоря Смирнова на сорокинский “Лед”, — по деликатно едкому замечанию колумниста “Еженедельного журнала”, — существенно превосходят энергозатраты на прочтение самого романа» (18.02.2003).
Достаточно вспомнить, как — линейкою по отнюдь не робким перстам — Александр Агеев пробовал учить колумнисток Лизу Новикову и Галину Юзефович азам литературно-критической грамоты. Или еще один пример. Стоило, скажем, Андрею Немзеру усомниться в готовности наших младофилологов к адекватному пониманию сегодняшней литературной ситуации («Время новостей», 20.01.2003), как Глеб Морев, редактор новорожденного журнала «Критическая масса», ему врезал: мне, мол, вообще не неитересна «практика культурно невменяемых персонажей нашей сцены, от Немзера до Ольшанского…» («Ex libris НГ, 30.01.2003).
Исключением может служить только практика журналов «Новый мир» и «Октябрь» в шестидесятые годы, когда В. Лакшин, Ю. Буртин, И. Виноградов, с одной стороны, и П. Строков, Д. Стариков, Ю. Идашкин, с другой, ощущали себя (и другими воспринимались) не только как обычные авторы, но еще и как стратеги, архитекторы журнальной политики, да может быть еще годичная гастроль В. Турбина в «Молодой гвардии», пестрой тогда, как весенний букет…
Сотрудничая с Сетью, он в 2000–2001 года писал по содержательной заметке едва ли не каждый, я повторяю, едва ли не каждый божий день — случай «Болдинской осени», вполне достойный книги рекордов Гиннеса.
Из субъектов писания мы превратились в объекты описания, — язвительно утешает себя и своих коллег Владимир Новиков, обнаружив, что и в «Известиях», и в «Новой газете», и в «Независимой», и во «Времени новостей», и в «Еженедельном журнале» и tutti quanti господа академики могут с некоторых пор появляться не в качестве авторов, а лишь на правах интервьюируемых.
И в самом деле: за стихи всерьез взялся Дмитрий Бак, а с прозою и эссеистикой все плотнее связывает свои творческие интересы чуть ли не каждый второй из «академиков»: и Сергей Боровиков тут, и Дмитрий Бавильский, и Владимир Новиков, и Наталья Иванова, и Петр Вайль, и Александр Генис, и Вячеслав Курицын, и Евгений Шкловский, и Михаил Эпштейн… Что, надо думать, и заставляет все того же Владимира Новикова энергично пропагандировать «перспективную модель писателя-универсала, критика с собственным креативным опытом. Думаю, что критика наша теперь пойдет не советским путем Белинского и Писарева, а “серебряновечной” дорогой Иннокентия Анненского, Андрея Белого, Юрия Тынянова. Останутся, конечно, и “чистые” критики — но не как правило, а как исключение» («Русский журнал», 15.02.2002).
Нельзя же ведь в самом деле назвать полноценными литературными дискуссиями те пиаровские кампании на политической подкладке, что были развериуты в 2002 году издательством «Ad Marginem» вокруг романов А. Проханова и В. Сорокина?
«Это, простите за выражение, в профессиональном смысле — чушь собачья», — заметил А. Агеев по поводу одного из высказываний члена жюри премии «Национальный бестселлер» М. Трофименкова («Время МН», 15.06.2002). М. Трофименков, похоже, уклонился от рукопашной. Но за координатором «Нацбеста» В. Топоровым не заржавело, и спустя полгода А. Агеев узнал о себе, что «десять лет, как положено лимитчику, проработав дворником в издании либерального толка, он заслужил (заслужил, заслужил!) постоянную прописку в Москве и с тех пор орудует метлой то ли по добровольному выбору, то ли, хочется верить, по инерции» («Ex Libris НГ», 5.12.2002).
Имеется в виду то, что критик по найму — при всей своей независимости и, если угодно, отвязности — попросту не вправе пройти мимо бестселлера, по той или иной причине раскручиваемого его коллегами, или мимо сочинения, пусть и не назначенного пока в бестселлеры, но принадлежащего перу писателя, на сегодняшний день признаваемого ньюсмейкером. Что уже само по себе загоняет критика в ситуацию цугцванга, вынужденных ходов. И что, учитывая естественный лимит газетно-журнального пространства и еще более естественный лимит человеческих возможностей, до известной степени объясняет узость, повторяемость и прогнозируемость лонг— и шорт-списков, тасуемых в очередных премиальных сюжетах. Не в том, говоря иначе, беда, что критики читают мало, а в том, что они читают одни и те же книги.
Какое, виноват, может быть доверие эксперту, обычно говорящему дельно, но время от времени вляпывающемуся совсем уж по-крупному — то ординарно пристойный текст Павла Крусанова «Укус ангела» назовет «мощнейшим романом XXI века», то Александра Проханова сравнит с Данте Алигьери?
Замечательно точный в оценке деятельности писателей своего и предшествующего своему поколений, он вызывающе нечуток ко всему, что пишут люди помоложе, отчего и рубрику «Стародум» в «Новой газете» можно назвать какой угодно, но только не экспертной.
Раз и навсегда разместив в центре своего мироздания Марину Вишневецкую, Алексея Слаповского и Андрея Дмитриева, он слишком уж — для эксперта — мирволит своим фаворитам и слишком уж предвзят по отношению к их потенциальным конкурентам.
От автора: Эта статья — не о стихах. Вернее, и о стихах тоже, но исключительно сквозь призму той поистине беспрецедентной ситуации, которая в последнее десятилетие сложилась с производством и потреблением поэзии в нашей стране. И это попытка начистоту объясниться с поэтами — как с теми, чьей дружбой я горжусь, так и с теми, от кого бегу, как черт от ладана.
Сергей Чупринин. Новая Россия: мир литературы. Энциклопедический словарь-справочник: В 2 т. М.: Вагриус, 2003; Русская литература сегодня: Путеводитель. М.: ОЛМА-Пресс, 2003.
«По нынешнему времени литературный мейнстрим являет собой типичнейшую субкультуру: субкультуру филологов (…) Подавляющее большинство потребителей этих текстов составляют люди, которые за их чтение попросту получают зарплату — прямо или опосредованно…» — веско подтверждает Кирилл Еськов, и он ли один?
