Тут я вскакиваю с места, бухаю напрямик:
— Служу великой Германии и моему фюреру! Хочу скорее на фронт, господин генерал!
— Садитесь, садитесь. Одобряю ваше желание, капитан. Ценю ваше патриотическое настроение. Но все же было бы разумнее побыть в расположении части вне службы еще некоторое время. Отдых — ваше вполне заслуженное право.
— Благодарю, господин генерал!
— Я назначу вас командиром танковой роты. И пока оформление пройдет все инстанции, вы присмотритесь и отдохнете еще с недельку. Согласны?
— Тронут вашей любезностью, господин генерал!
— Вы свободны. — Монокль вылетел из глаза, генерал опустил на мои документы свою подагрическую, с узловатыми пальцами руку.
И вот под моей командой два молоденьких лейтенанта, унтер-офицер, фельдфебель и денщик. И есть несколько дней, в течение которых я смогу освоиться с новой должностью.
Через педелю я принял на плацу танковую роту. Под звук фанфар во двор вышел генерал. Командиры рот по очереди подходили к нему с рапортом, среди них был и я.
С этого времени ежедневно на открытом «Оппель-Капитане» я ездил в поле на танкодром с группой офицеров высшего ранга, чтоб проводить занятия, учебные стрельбы, тренироваться в выполнении боевых задач танковых экипажей в зимних условиях. И конечно, как и следовало ожидать, делал одну за другой непростительные ошибки.
И вот я снова стою навытяжку перед генералом.
— Скажите, капитан, хорошо ли вы вникаете в значение научного труда нашего фюрера «Майн кампф»?
— Конечно, господин генерал.
— Тогда почему же на политзанятиях в вашей роте это гениальное произведение читается не вами лично, а вашим лейтенантом?
«Майн кампф» я заранее прочел. Она написана от первого лица, состоит из рассказов о детстве, юности и зрелых годах фюрера. В ней — бесконечные рассуждения о немцах, о «высших» и «низших» расах, о капиталистах и рабочих, о евреях, о сифилисе и проституции. «Высшая цель арийца — блюсти чистоту крови, — изрекает Гитлер. — Государство — это организованная аморальность». Многие философские и политические суждения автор заимствует у Ницше, Шпенглера и Шопенгауэра. Культ силы и войны — основа гитлеровских теорий.
И вот генерал интересуется тем, почему я сам не читаю эту книгу на политзанятиях (к слову сказать, при чтении обычно присутствовал майор из штаба части). Я смотрю на монокль генерала, и ответ приходит неожиданно:
— Простите, господин генерал, но у меня из-за контузии плохая дикция. А такое произведение надо уметь донести до аудитории. Я нахожусь тут же рядом и всегда готов ответить на любой вопрос.
В следующий вызов претензии генерала были уже посерьезнее.
— Мне не нравится, — сразу начал он, — что вы, боевой офицер, нарушаете устав и разлагаете вверенную вам роту тем, что вместо положенного числа увольнений в субботу у вас почти вся рота шляется по городу, а фельдфебель постоянно пьян. Вы понимаете, капитан, чем это все может кончиться? Из-за своей мягкотелости вы теряете авторитет не только в глазах подчиненных, но и в глазах командования. Чтобы это было в последний раз! Вы свободны! Я повторяю, чтобы это было в последний раз!
— Слушаюсь, господин генерал!
Но когда я получил третий вызов в неурочный час, то понял, что испытывать судьбу больше не следует и лучше, пока не поздно, сматывать удочки.
За час до разговора с генералом я вышел в коридор, посмотрел расписание поездов, висевшее над столом дежурного по этажу лейтенанта, и нашел нужный мне поезд.
Расчет был такой: ехать не в сторону фронта, а несколько остановок на запад, в сторону Германии. Это для меня безопаснее. Я знал, что поезда на запад идут переполненные до отказа. В суете и неразберихе легче затеряться. А о том, что я буду делать после того, как покину поезд, я пока не думал, обстановка сама подскажет…
Я позвонил в гараж и вызвал машину к воротам казармы. Затем как ни в чем не бывало без личных вещей пересек двор, вышел на улицу и сел в машину.
— К базару! — приказал водителю.
— Есть к базару!
Когда машина остановилась, я вылез из нее.
— В гараж!
— Есть в гараж! — И машина умчалась обратно. И когда генерал, сидя за письменным столом, очевидно, вновь принялся рассматривать и изучать в монокль мои документы, я уже пересекал границу Польши и Германии.
Вагон, в котором я ехал, был битком набит какими-то солидными немцами с семьями, чемоданами, узлами. По всей видимости, это возвращались из Польши в свой рейх цивильные грабители.
Я сел в крайнее купе, возле самой двери, и приготовился к любым неожиданностям. Сейчас мне грозила только одна опасность — проверка документов. Из документов у меня был только магический пропуск — удостоверение офицера дивизии СС. Я, конечно, надеялся, что, проверив его, других документов у меня не потребуют. Оружие я держал наготове и в любой момент готов был им воспользоваться. У меня был «Вальтер» и мой неразлучный дамский «Браунинг».
Сидя в мягком вагоне, освещенном тусклым светом, среди встревоженных людей, занятых своими делами, я стал перебирать в памяти все события последнего времени и пришел к выводу, что, поехав в Лиссу, ничего не потерял. Напротив, теперь я знаю укомплектованность офицерского состава и боеспособность танковой дивизии, подлежащей переформированию. Мне известны места оборонительных укреплений вокруг Лиссы и многие другие оперативные данные…
Поезд, замедлив ход, приближался к маленькому полустанку. В темноте едва можно было различить белое низенькое здание. Я стоял на подножке вагона, по коридору которого уже шли два жандарма.
— Проверка документов! — донеслось до меня, когда я на ходу спрыгивал с поезда.
Поезд с минуту постоял, затем пыхтя тронулся в путь, лязгнули буфера вагонов. «Теперь проверяйте!» — подумал я, пересекая платформу. Поезд растаял в заснеженной мгле. Я снова остался один. Постояв и поразмыслив, направился к домику, куда только что вошел стрелочник, дававший поезду отправление. Открыл дверь, вошел в помещение и без лишних разъяснений сказал:
— Мне нужен гражданский костюм.
Стрелочник молча смотрел, как я снимал с себя шинель, фуражку, расстегивал ремень с кобурой, выкладывал на стол «Вальтер».
— Вам ясно? Прошу пальто, костюм, ботинки, шапку. Не забудьте белье и носки. Военную форму и шинель я оставлю здесь, вы заройте все в снег. И пожалуйста, не задерживайте меня, меня ждут мои люди, — для перестраховки добавил я.
Он отлично понял, что ему надо делать. Из соседней комнаты выглянула его жена, он цыкнул на нее, и она мгновенно скрылась за дверью.