Фаза акме в нашей культуре отмечена необыкновенным подъемом. Именно тогда творили живописцы и воздвигались постройки, ставшие впоследствии эталоном «русскости», основой «русского стиля»: Даниил Черный, Андрей Рублев и Дионисий; Успенский собор в Московском Кремле, церковь Вознесения в Коломенском, Покровский собор на Рву (собор Василия Блаженного). Летописание и хронография испытали расцвет[116]. Общественная мысль наполнилась шумом полемик; идеи, рожденные тогда, остаются в интеллектуальном быту вплоть до нашего времени («Москва — Третий Рим», «Москва — Второй Иерусалим», «Москва — Дом Пречистой», диспут между властью в лице Ивана Грозного и «первым диссидентом» — князем Андреем Курбским, диалог стяжательского и нестяжательского мировидения). В стране утверждается книгопечатание, вводится целый ряд технических новинок.
И в то же время акме нашего культурно-исторического типа проходило в условиях, когда чужой нож редко удалялся от русского горла. Пока Россия была достаточно сильна и организованна, ей удавалось удерживать стальной хваткой руки своих убийц. Но московский разгром 1571 года был тревожным звоночком, преддверием страшной Смуты: нож никуда не делся, страна не имеет права быть слабой. Равнинное положение России, отсутствие естественных географических рубежей по границам делали необходимым тратить прорву ресурсов на поддержание обороноспособности. Это — ахиллесова пята России…
Правление Ивана IV, «артиста на престоле», легло тяжким бременем на старомосковское общество. России пришлось нести крест государева своеволия, нетвердости и безумных фантазий. Дело не только в том простом факте, что опричнина была кровавым умыванием для России. Дело прежде всего в том, что цивилизация держалась на безусловном признании очень высокого статуса Церкви и военно-служилого сословия (всех его слоев!), а в опричную и постопричную эпоху Церковь подверглась терзаниям и унижению, не способствовавшему сохранению ее авторитета. Что же касается служилых людей по отечеству, то этот слой в грозненскую эпоху являлся не особенно многочисленным. Чудовищный ущерб, нанесенный ему в 60—70-х годах XVI века, пошатнул обороноспособность страны, а значит, существенно ухудшил общее состояние цивилизации.
Собственно, хронологическое пространство от опричнины до Петровских реформ трагично. Россия исполнена колоссальной жизненной силы, ей устраивают кровопускания — одно другого ужаснее, она болеет, встает на ноги, получает еще один удар, опять болеет и все-таки опять встает на ноги… На протяжении нескольких десятилетий старомосковское общество, вздыбленное опричниной, болезненно пережившее конец династии Рюриковичей и годуновское самовластие, находится в состоянии еле сдерживаемого взрыва. Наконец рванула Смута.
Выходили из нее тяжело, долго, мучительно. А шрамы, нанесенные ею, долго сохранялись на теле грозной державы Романовых.
ИВАН ШУЙСКИЙ
Защитник Пскова
Князь Иван Петрович Шуйский вошел в анналы русской истории одной-единственной победой, отстояв Псков, осажденный армией польского короля Стефана Батория. Но род его знаменит. Эта ветвь Рюриковичей способна по знатности соперничать с московскими Даниловичами. Подчинившись Москве, служа ее правителям, Шуйские стояли так близко к трону, что мысленно не раз примеряли державный венец государей на свою голову. И один из них, младший современник князя Ивана Петровича, действительно станет однажды русским царем. Шуйские — высокая кровь.
Князья Шуйские были не просто Рюриковичами, они происходили от ветви, ближайшей к той, из которой выросло древо Московского правящего дома. Кое в чем они оказались даже выше, нежели государи, которым служил их род. Корнями родословие Шуйских уходило к великому князю Владимирскому Андрею Ярославичу. Он приходился младшим братом великому князю Александру Ярославичу, прозванному Невским, а именно от Александра Невского произошел Московский княжеский дом. Но на великокняжеский стол во Владимире князь Андрей попал раньше старшего брата — в 1249 году — и правил до 1252 года, когда на его месте оказался Александр Ярославич.
Две основные линии Шуйских восходят к Василию Кирдяпе и его брату Семену — сыновьям одного из крупнейших политиков Северо-Восточной Руси XIV столетия, великого князя Дмитрия Константиновича Суздальско-Нижегородского. Еще в первой половине XV века их предки сохраняли положение независимых правителей. Затем они попали в зависимость от Москвы, став «служилыми князьями», но всё еще «ставились» московскими великими князьями на управление старинными родовыми землями — Суздалем, Нижним Новгородом, Городцом. Там у них сохранились огромные вотчины. В 50—70-х годах XV столетия князь Василий Васильевич Гребенка-Шуйский помимо воли московских государей и по приглашению вечевых республик княжил во Пскове и Новгороде Великом. Он даже участвовал в войнах новгородцев против Москвы. Но в целом семейство к концу XV века перешло на службу к московским государям.
При Иване III Великом и его сыне Василии III из этого рода рекрутировались дипломаты, наместники и воеводы. Со стороны великих князей московских им оказывалось большое доверие. В 1512 году князь Василий Васильевич Шуйский входит в Боярскую думу с чином боярина. Более того, этот видный политик породнился с правящей династией, женившись на внучке Ивана III. Иными словами, великие амбиции потомков суздальских правителей не мешали им быть прочной опорой Московского государства.
Князья Шуйские при Иване IV имели чрезвычайно высокий статус, да и позднее сохраняли его — вплоть до восшествия на престол государя Василия Ивановича из их рода. Они всегда были у кормила важнейших политических дел. Они неизменно присутствовали в Боярской думе. В конце 1530-х — начале 1540-х годов установился период «шуйского царства»: при малолетнем государе Иване IV придворная партия Шуйских захватила огромную власть в стране и могла даже самовольно свергать митрополитов московских… Затем доминирующее положение было ими потеряно, однако прочные позиции на высших этажах власти все-таки сохранились. В зрелые годы первый русский царь не любил и опасался Шуйских, но от их службы отказываться не собирался.
За Шуйскими в популярной исторической литературе утвердилась недобрая слава дворцовых интриганов, лукавых и себялюбивых вельмож. В них многие видели вечных зачинщиков «боярской фронды». Людей, метавшихся между стремлением ослабить русского монарха и самим захватить монарший трон.
Это мнение однобоко. Да, конечно, Шуйские просто по положению своему должны были участвовать в интригах у подножия российского трона. Там, на высоте власти, слабые и бездеятельные личности не задерживались надолго. А многолюдное могучее семейство Шуйских оставалось на высшем этаже отечественной политики в течение века. Однако следовало бы обратить внимание и на другое обстоятельство. Шуйские превосходно проявили себя в служебной деятельности. Из них выходили энергичные администраторы, искусные и отважные воеводы. Во времена Ивана Грозного, помимо князя Ивана Петровича Шуйского, в армейскую элиту Московского государства входили также князья Иван Андреевич, Иван Михайлович и Петр Иванович Шуйские, а также их ближайший родственник князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский. На Шуйских легло тяжкое бремя постоянного участия в военных предприятиях России. Свое высокое положение они «отслужили» полностью. Убери их деятельный клан из командного состава вооруженных сил нашей страны, и сейчас же образуется громадная брешь, которую очень трудно закрыть. А в эпоху русской Смуты начала XVII века именно из этого семейства вышел знаменитый полководец князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.
