В обход укреплений врага.
А. В. Тканко, бывший командир партизанского соединения, Герой Советского Союза.
Три партизанских богатыря: Справа налево: С. А. Ковпак. С. В. Руднев, Г. Я. Базыма. Июль 1943.
М. И. Шукаев, бывший командир партизанского соединения.
В. П. Русин, командир партизанского соединения. 1944 г.
Партизаны-ковпаковцы на привале
Людвик Свобода, бывший командир 1-го Чехословацкого корпуса в СССР, Герой Советского Союза.
Боевые побратимы. Перевал Дукля. 1944 г.
Вот и государственная граница Чехословакии!
Командование сводного полка 4-го Украинского фронта на Параде Победы 24 июня 1945 года. В центре генерал-майор Л. И. Брежнев.
Л. П. КАРМАЗИН, старший лейтенант запаса
Среди боевых реликвий мне особенно дорог один документ, полученный в родной воинской части. В нем удостоверяется, что Верховный Главнокомандующий объявил мне 11 благодарностей: 10 за отличное выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и одиннадцатую — за участие в Параде Победы.
...Перестук колес на стыках рельсов. С каждым часом все ближе столица. Из Пардубице, что под Прагой, сводный полк 4-го Украинского фронта выехал на Парад Победы. Полк включал все роды войск — пехотинцев, артиллеристов, летчиков, кавалеристов, саперов, связистов. В числе пяти батальонов был и наш танковый.
Непривычно было впервые после войны снова очутиться в пассажирском поезде. Мы разместились в небольших чистеньких чехословацких вагонах. Стояли у окон и смотрели на землю, по которой совсем недавно стремительным маршем, ломая сопротивление врага, спешили на помощь восставшей Праге.
Мы ехали на восток, в Москву. Каждый прекрасно понимал, что ему выпало счастье представлять на Красной площади многомиллионную победоносную армию, повергшую самое страшное чудовище — фашизм.
Я смотрел на своих товарищей-однополчан: старшего сержанта Евгения Голубова — уроженца г. Кинешмы, рязанского парня старшину Сашу Хренова, их друга старшего сержанта Василия Шкуратовского, до войны работавшего механизатором в украинском колхозе. Теперь их мысли о параде. Обидно, что давно не занимались строевой подготовкой. Наверно, разучились шагать...
На каждой станции нас встречали чешские друзья. В их сердечном отношении к нам проявлялись братские чувства к Советскому Союзу, пришедшему на выручку в самую тяжелую годину.
Признаться, я был очень горд, что находился среди заслуженных воинов. Ведь мой фронтовой стаж составлял всего-то один год.
Помнится, 15-летним подростком приехал к дяде в Ленинград, чтобы продолжать учебу. В субботу приехал, а в воскресенье началась война. Пытался добровольцем записаться на фронт — не приняли. Несколько дней ходил рыть окопы, строить заграждения — ленинградцы готовились к обороне. Потом родственники отправили меня домой.
В Самарканде поступил на работу, но не оставил мысль попасть на фронт. Я был рослым и здоровым. В Харьковском танковом училище к моим назойливым приставаниям принять курсантом постепенно привыкли. Комиссар училища полковник Золотов даже заступился за меня, когда кто-то из командиров указал мне на дверь.
— Ну, зачем же так,— сказал комиссар.— Сыну кузнеца в самый раз наше училище. А что молод, то с годами учебы этот «недостаток» пройдет.
Так осенью 1941 года я стал курсантом. И только в мае 1944 года меня направили в действующую армию. Она в это время победоносно наступала по всему фронту.
...Вот и граница. Ни с чем не сравнимо чувство Родины. На нашей пограничной станции все бойцы высыпали на перрон. Люди целовали родную землю, обнимались и не скрывали слез.
Тут, на станции, пересели в поджидавший нас поезд. Поехали дальше. Всюду на остановках торжественные встречи, митинги. На вокзалах сотни людей, просят передать привет Москве, поклониться Мавзолею.
Мне жаль, что далеко в стороне остался Ужгород. Именем этого города не случайно назван наш 875-й самоходный артиллерийский полк.
От Шепетовки пошли всем знакомые места. Попутчики вспоминают боевые эпизоды, в которых сами участвовали.
Вспоминаю и я, что на броне наших машин был нарисован орел — символическая эмблема во время боев в Карпатах. Говорят: когда брат в беде, на помощь ему идут самой короткой дорогой. Такой она была лишь через Ужокский перевал. Очень трудной, но самой короткой.
Закованный в железо и бетон, перевал представлял собой неодолимую крепость. На подступах к перевалу мой экипаж получил задание произвести разведку боем. Нужно было вызвать огонь притаившихся в укреплениях и лесной чаще фашистских пушек, определить огневую систему обороны противника. Когда это сделали, неожиданно появились наши самоходные орудия и стали громить фашистов.
С боями мы одолели крутизну Карпат и прорвали неприступную, по убеждению гитлеровских военных специалистов, линию Арпада. Не давая врагу передышки и возможности оторваться, мы преследовали его по пятам.
27 октября моя самоходка одной из первых прорвалась на железнодорожную станцию Ужгород. Гитлеровцы не успели отправить в Чоп составы с награбленным имуществом. Горы и реки, взорванные мосты и разобранные мостовые, минные поля и искусственные рвы — сколько препятствий было на нашем пути!
...Я слушал, как солдаты и офицеры делились своими воспоминаниями о недавних боях, восхищался их подвигами и думал про себя: «Наш поход в Карпаты, пожалуй, тоже хоть кого удивит». Однако рассказывать о нем стеснялся. На моей гимнастерке были офицерские погоны, награды, но в свои 19 лет я, конечно, еще мало был похож на бывалого воина.
В начале июня приехали в Москву. Разместились в школе. И сразу включились в подготовку к параду. Каждый день занимались строевой.
Все мы радовались, примеряя парадное обмундирование. Для участников парада специально сшили форму. Помню, первый раз надел мундир с иголочки, стал в строй и, оглянувшись вокруг, не узнал своих товарищей. Такие мы все были нарядные, подтянутые, красивые. На этот раз репетиция на центральном аэродроме и по Садовому кольцу прошла блестяще.
Но на параде мы не были в этих костюмах. В ритуал внесли изменение, и танкисты оказались единственным родом войск, который на параде шел в боевой форме — в комбинезонах, танкошлемах и нарукавных крагах. Признаться, я поначалу жалел, что не в щегольском мундире. Но потом мне даже польстило, что для нас сделали исключение. Вид у нас был действительно бравый, выглядели мы по-фронтовому.