С весны 1638 года Москва жила в тревожном ожидании татарского набега. Царь Михаил вверил командование армией Ивану Черкасскому. Пожарскому не нашлось места ни в столице, ни в главной армии. Он был назначен воеводой в Рязань. Однако Крымская орда не осмелилась на новое вторжение.
Как член думы Пожарский периодически нес службу в различных приказах. Вскоре после заключения Деулинского перемирия с поляками он возглавил Ямской приказ. Должность была трудной. Нужен был человек с твердой рукой, чтобы собрать в разоренной стране основную, самую тяжкую подать – «большие ямские деньги». Сбор Пожарского давал значительную часть государственного дохода.
В 1624–1628 годах Пожарский сидел в Разбойном приказе. В его задачу входил контроль за решением уголовных дел в судах по всей стране. В приказе судили за наиболее серьезные преступления, какого бы чина ни был преступник – «князь или боярин или простой человек». Бесконечной чередой проходили перед Пожарским смертоубийцы, воры, фальшивомонетчики и прочий люд, нарушавший порядок.
Судебная карьера Пожарского имела продолжение. В 1636–1637 годах он стал начальником московского Судного приказа. Он разбирал различного рода споры и тяжбы между членами думы и столичными дворянами.
На склоне лет Пожарский вел жизнь великого боярина. Он благоустроил родовое гнездо в дедовской вотчине – селе Мугрееве. В старину село имело еще одно название – Волосынино. В селе на косогоре стоял двор боярский, подле него деревянная церковь с шатровым верхом и еще одна церквушка поменьше, к которой прилепились шесть дворов с жившими в них нищими. В мугреевском приселке Могучеве располагался еще один двор вотчинников. У ближнего озера на вотчинной земле ютился небольшой монастырек с четырнадцатью старцами. Некогда владелец Мугреева ничем не выделялся среди соседей. Теперь ему принадлежало несколько тысяч четвертей пашни и он был самым крупным землевладельцем в округе. В тринадцати верстах от Мугреева находилось село Нижний Ландех, немногим дальше – Верхний Ландех. Оба этих села тянули к обширному селу Мыт. Все эти земли давно стали вотчиной Пожарского и его любимого сына Петра. Подлинной столицей княжеских владений стал «посадец» Холуи. Князь Дмитрий держал тут два господских двора. «Посадец» располагался на бойком торговом месте. Дважды в год здесь собирались ярмарки. Заполучив Холуи, Пожарские стали владельцами двух соляных варниц – «Орла» и «Усолок». Работники без устали черпали рассол из четырех колодцевшахт. Над варницами постоянно дымились трубы.
Боярин заново отстроил столичный двор. Новые хоромы мало походили на прежнее жилище Пожарских годуновской поры. Княжую семью теперь обслуживала большая дворня. Во дворе на Сретенке жили его крепостные мастера: Тимошка-серебряник, Петрушка и Павлик – бронники, Матюшка-алмазник, Пронка – портной мастер, Антошка-седельник и другие. Князь Дмитрий носил расшитый золотом кафтан с поясом и шубу из бархата «золотного, цветного, персидского». Боярин выходил на крыльцо, и ему подводили коня – «жеребец аргамак сер», седло кованное в чекан, золоченое, покрытое бархатом «золотным», уздечка серебряная. Со двора князь выезжал в сопровождении целой свиты из вооруженных слуг и холопов. При торжественных встречах иноземных послов Пожарские высылали на заставу до семидесяти даточных людей на конях и в цветном платье.
После Смуты усилилась тяга русского общества к просвещению. Пожарский не отставал от своего времени. Он собрал порядочную библиотеку. В его доме хранились три тома Четьих Миней, некогда изготовленных для Ивана Грозного в Александровской слободе. Со временем эти тома попали в книгохранилище Соловецкого монастыря. Еще одна «Общая Минея» из библиотеки Пожарского поступила в собрание Троице-Сергиева монастыря. Многие книги Пожарского – Четьи Минеи (12 книг), Псалтырь, «Толкование на Деяния апостольские», «О иконном поклонении» и другие – перешли в собственность Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале. Семья и люди Пожарских питали особое пристрастие к чтению вседневной литературы. Известен случай, когда крепостной Пожарского Иван Попов продал «Общую Минею» некоему торговому человеку и собственноручно подписал проданную книгу.
Пожарские проводили много времени в столице. Покидая Москву, Дмитрий Михайлович уезжал чаще всего в родные места под Стародубом Ряполовским. Минуло лихолетье, и пахарь с сохой вновь обживал места, где еще недавно разбросаны были пустоши. В Холуях возродили древнее ремесло богомазы. Сельские жители охотно покупали произведения их кисти. Народная манера не слишком импонировала церковным ортодоксам. «Поселяне Холуя, – вещал патриарх, – пишут иконы без всякого рассуждения и страха». Патриаршую грамоту читали много лет спустя после смерти Пожарского. При жизни князя искусство художников Холуя и Палеха еще не считалось зазорным. Пожарский покровительствовал народным живописцам. В его вотчинах привольно жилось скоморохам. Их веселые представления тешили всю округу. Скоморохи звали себя людьми Дмитрия Пожарского да Ивана Шуйского. Шуйские и Пожарские были соседями по вотчине.
На свои средства Пожарский выстроил несколько церквей. В Медведкове под Москвой его крепостные мастера воздвигли храм Покрова. От его шатра, вознесшегося над Яузой, веяло заветной стариной. В столице он своей казной выстроил Казанскую церковь в Китай-городе, а на вотчинной земле под Нижним Новгородом возобновил Макарьевский монастырь.
В первом браке у князя Дмитрия было трое сыновей – Петр, Федор и Иван. Средний сын умер в расцвете сил. В пятьдесят семь лет Пожарский лишился жены. Сам патриарх отпевал княгиню Прасковью в церкви на Лубянке. Князь глубоко горевал о жене. Но его дом не мог остаться без хозяйки. Прошло время траура, и Пожарский посватался к Голицыным. Его второй женой стала Феодора Андреевна Голицына, пережившая его на девять лет. Свадьбу весело отпраздновали в усадьбе на Лубянке. Во втором браке у Пожарского не было детей. Но первая жена наградила мужа, помимо сыновей, еще и тремя дочерьми. Семья Пожарских была богата и знаменита, и аристократы, прежде презиравшие воеводу за худородство, теперь набивались ему в родню. Старшей дочери князь Дмитрий дал имя Ксения в честь несчастной царевны. Ее мужем стал князь Василий Семенович Куракин. Ксения умерла молодой. Вторая дочь, Настасья, была замужем за князем Иваном Петровичем Пронским, а младшая, Елена, – за князем Иваном Федоровичем Лыковым.
Шли годы, но слава Пожарского не глохла, а разрасталась. Некий литератор сложил такую похвалу знаменитому воеводе:
Многие бо люди дивятся мужественному твоему храбрству.
И радуются, что Бог тебя принес к великому государству,
Поне (же) всегда против супостатов лица своего не щадишь,
К Богу, царю и ко всем человекам правду творишь.
Вирши были витиеваты и нескладны. Но люди того времени еще не слишком хорошо владели тайнами стиха. Вирши завершались похвалой доброте и щедрости знаменитого воеводы к бедным людям. «И уж не вем, – писал поэт, – како конец сказать твоей великой щедрости, яко помогаеши многим людям в конечной бедности». Семья Пожарского никогда не оставалась глухой к чужим бедам. Среди кичливой знати князь Дмитрий всегда выделялся тем, что не презирал своего народа.
