Можно утвердительно сказать об этой части Ледовитого моря, что она утратила свое прежнее богатство, следы которого истлевают в разных местах на берегу. Здесь валяются кое-где кучи китовых усов, и некоторые куски их были еще так хороши, что мы с пользой использовали их на неводы. Также попадаются здесь целые остовы китов, но хрупкость и ноздреватость ребер доказывает их глубокую древность. Даже наносный лес выкидывается ныне здесь редко, и тот, который мы находили, был уже полуистлевший. Весьма вероятно, что масса морского льда в новейшие времена умножилась и, препятствуя вообще свободному движению воды, не допускает к берегу плавающие по морю предметы.
Между прочими произведениями природы, носящими на себе признаки древности, нашли мы здесь также полусгнивших короткохвостых раков, называемых в Англии Shrimps, которых не удавалось мне нигде более видеть в Сибири. Здесь кстати заметить, что несколько лет тому, у берега моря и в Колыме появилось множество разноцветных моллюсков величиной с человеческую голову; они во множестве приставали к сетям и неводам и употреблялись с пользой для корма собакам, но в наше время эти моллюски не показывались. Произведения прозябаемого царства этой страны ограничиваются мохом и редкой жесткой травой да немногими цветами. Туземцы уверяют, что здесь показывается иногда так называемая морская капуста (crambe maritima), но столь редкого явления мне не удалось видеть.
Во все время нашего здесь пребывания погода была пасмурная и туманная: дождь шел довольно часто и несколько раз выпадал порядочный снег. Самый теплый день был 24-го июля; в полдень термометр показывал 10°, а в полночь 9 ½°тепла[183]. Столь теплая температура напомнила нам благодатные дни и роскошные ночи южных пределов нашего отечества. Ни малейший ветер не нарушал тишины воздуха, и только временами раскаты грома на востоке прерывали торжественное безмолвие. Необходимым следствием такой теплоты был густой туман, покрывавший всю окрестность, так что в десяти саженях нельзя было различать предметов. Ночью на 26-го июля снова слышались отдаленные перекаты грома, а поутру ртуть в термометре поднялась до 16° тепла, но к полудню спустилась уже на 9°. В 5 часов пополудни свежий западный ветер нанес сильный ливень и порядочную грозу. Вскоре после того термометр показывал только 2° тепла, а в полночь 1° холода.
Такие изменения температуры означали, кажется, перелом лета. После того густой туман беспрестанно покрывал всю страну; термометр в полдень не поднимался выше +3°, а по ночам обыкновенно морозило.
Когда погода позволяла, мы наблюдали температуру воды, выплывая для того на лодке сажен сто в море. В таком расстоянии, на глубине полторы сажени, температура воды переменялась от 1 до 3 ½°, без всякого, впрочем, соответствия с температурой воздуха, как видно из следующей таблицы.
Морская вода здесь не очень солена, вероятно, от большого количества пресной воды, вливающейся в море из рек, а также и с берегов от таяния снега и льда. Прилива и отлива мы не заметили, но при западных ветрах вода прибывала на три и четыре фута. При северо-восточных ветрах море имело течение на запад, но как этот ветер редко бывает силен и продолжителен, то восточное течение здесь всегда господствует.
Морской неподвижный лед беспрерывно стоял на горизонте, а ближе к берегу плавали небольшие льдины. В тихую погоду ясно слышали мы треск ломающихся вдали льдов. Принимая притом в соображения, что северный ветер никогда не разводит здесь сильного волнения, можно достоверно положить, что на севере, именно в том месте, где мы в прошлом году зарывали наш провиант, находится вечный неподвижный лед. Таким образом, предположение мое, основанное тогда на внешнем качестве и цвете льда, подтверждается и последовавшими наблюдениями.
Ночью на 21-е июля приехал мичман Матюшкин со спутниками, провел с нами целую неделю и отправился далее к Чаунской губе.
С намерением продлил я свое пребывание на Большой Баранихе, чтобы получить расстояние между солнцем и луной, показываемые в календаре до 1-го августа. Но туман и облака беспрестанно застилали небо, и только 31-го июля, когда я собрался уже в путь, северо-восточный ветер очистил атмосферу. Мы воспользовались тем, желая определить положение балагана: долгота по 50-ти расстояниям вышла 166°40'39'', а из нескольких полуденных высот солнца вывели мы среднюю широту 69°30'41 ½′′. Отклонение магнитной стрелки по соответствующим азимутам, было 15°25' восточное.
Окончив наблюдения, оставил я с двумя провожатыми балаган и поехал к верховью Баранихи, чтобы оттуда возвратиться на Колыму через Анюй. Штурман Козьмин с четырьмя работниками остался на месте продолжать рыбную ловлю и заботиться о сохранении наших запасов на зиму. По окончании всех работ он должен был возвратиться в Нижне-Колымск кратчайшим путем. Первый день пути ехали мы в некотором отдалении от берега реки, перебираясь через невысокие холмы и предполагая переправиться на другой берег речки, впадающей в Бараниху. Холмы и долины, где мы ехали, были покрыты бесчисленным множеством песцовых нор. В каждой было по нескольку молодых песцов, или по-здешнему – парников, так что собаки наши не успевали их душить, а провожавший нас якут с удивительным проворством сдирал с них шкуры.
Замечательно, что песцы плодятся во множестве только через три года. Тунгусы, опытные охотники, ведут точный счет такого времени, и уже за два года предсказывали нам, что в 1822 году будет много песцов.
Мы провели ночь на сухом зеленом лугу, в 22-х верстах от балагана и в четырех – от берега Баранихи. К великому удивлению проводников моих, показались недалеко от нас два журавля. Эти птицы редко посещают отдаленные северные страны, так что даже немногим из здешних жителей удавалось их видеть.
Августа 1-го находились мы, по полуденному наблюдению, под 69°22'57'' широты. Отклонение ручного компаса, по соответствующим азимутам, было 15° на восток. Погода была теплая, но точно определить температуру не имел я средств; один уцелевший термометр остался у Козьмина для продолжения наблюдений на берегу моря.
По мере приближения к берегам Баранихи холмы становятся реже и ниже и наконец вовсе исчезают, а вместо них расстилается пространная равнина, усеянная множеством озер разной величины. Мы проехали 26 верст и остановились ночевать на левом берегу реки, в 38-ми верстах от ее устья. Здесь она до двадцати сажен в ширину и течет довольно быстро. В некоторых местах можно переходить ее вброд. Правый берег крут, скалист, покрыт камнями шиферной породы и зеленого порфира, между которыми попадаются кремни, куски темно-красной яшмы и карниолы довольно чистой воды и хорошего цвета. Ночлег наш был при соединении двух главных протоков Баранихи, из которых правый течет с юго-востока, а левый с юга.
