В публике то тут, то там раздавался смех. Смеялись над Архиповым.
Мы чувствовали себя неважно.
Первый раунд кончился. Удар гонга... Наш Алеша уселся на стул. Его обмахивали полотенцем, предлагали воду. И он, как настоящий боксер-профессионал, не пил, а только полоскал рот.
Во втором раунде американец нанес Архипову такой сильный удар, что тот бессильно обвис на канате.
Мы вздрогнули. Что это? Конец боя? Позор?
— Алеша! — стремительно вскочил с места Грачев. — Товарищ командир, разрешите я пойду...
— Садись, сумасшедший! — матросы силой усадили Грачева на место.
— Русские волнуются, — между тем объявил в микрофон лейтенант Гильтон. — У них, видимо, есть для этого основания...
Смех на стадионе усилился. Смеялись, глядя в нашу сторону, почти все присутствующие. Я раскаивался, что отпустил Архипова на ринг.
Однако до поражения не дошло.
Архипов пришел в себя и устремился в атаку. Нам показалось, что с каждой минутой в нем прибавлялись силы. Он наносил противнику удар за ударом. Ответные удары приходились по воздуху. Снова смеялись зрители, но теперь уже не над Архиповым, а над долговязым американцем, тратившим свои силы понапрасну. Архипов дрался все энергичнее.
Вдруг зрители застыли в немом оцепенении. Все увидели растянувшегося на ковре американца. Судья стал считать секунды. Удар пришелся точно. Нокаут! Американец с ковра не поднялся. К нему подбежал доктор.
Судья-американец с деланной улыбкой поднял вверх руку победителя. Стадион гулко зааплодировал. Победителю был вручен пакет с двадцатью фунтами английских стерлингов. Усталый, но с торжествующей улыбкой, Архипов пробирался к нам через ряды зрителей. Все смотрели на него с любопытством.
Мы горячо поздравили товарища и пошли к выходу со стадиона.
Больше, всех ликовал Грачев. Он без стеснения целовал своего друга и беспрестанно твердил, что все время был совершенно уверен в его победе. Мы не возражали.
За нами потянулась целая толпа. Архипов нес пакет в руках и вдруг увидел девушек, собиравших деньги в пользу мирных граждан, чьи жилища были уничтожены фашистами.
— А зачем они мне, английские фунты, товарищ командир? — вслух раздумывал Архипов. — Мне они ни к чему.
Он знаками подозвал девушек и вручил им пакет с деньгами.
Толпа, идущая со стадиона, проводила нас криками одобрения.
Тому, кто никогда не покидал пределов родной страны, может показаться, что пребывание на чужбине и разнообразие впечатлений и событий отвлекают от мыслей о доме. Такое мнение ошибочно. В матросских кубриках, в офицерских каютах и в отсеках подводной лодки только и говорили о предстоящем возвращении на Родину.
Наконец долгожданный день настал. Личный состав советских подводных лодок, боевая техника и корабли были в полной готовности к отходу в море, в путь, на Родину. На берегу нас провожало командование флотилии.
— Молодец! — вместе с другими английскими моряками обходя советских офицеров, сказал мне Вульф. — Молодец! Желаю благополучно добраться домой и иметь боевые успехи на «Урсуле».
— Спасибо, мистер Вульф! Мои люди и я очень благодарны вам. Вы никогда не считались с временем, помогали нам с доброй душой и охотно.
24 июля 1944 года наши подводные лодки, построившись в кильватерную колонну, начали спускаться по реке Тэй к выходу в Северное море, а на следующий день с восходом солнца втянулись в военно-морскую базу королевского флота Лервик на Шетлендских островах.
По плану перехода из Лервика мы должны были двигаться одиночными кораблями, следуя друг за другом с интервалом в одни сутки.
Первой ушла подводная лодка «В-1», которой командовал Фисанович. После торжественных проводов нас пригласил на обед командир военно-морской базы.
На обеде не было ни одной женщины. Наши хозяева вели себя довольно непринужденно.
Начальник штаба базы оказался ирландцем. Рыжеватый и резкий, как все истые ирландцы, он быстро напился, вспомнил о старинной распре ирландцев с англичанами и совсем недвусмысленно пожалел о том, что немцы так и не оккупировали островов.
— Скажите, — неожиданно обратился он ко мне, — разве вы забудете когда-нибудь о том, что делали на вашей родине фашистские оккупанты?
Смущенный его излишней откровенностью, я замялся. Ирландец ответил за меня:
— Никогда!.. Эти люди сделали с моей родиной то, что фашисты проделывали на оккупированной ими территории России, — продолжал он. — Но англичане опередили немцев. Гитлер учился у них...
Желая отвлечь внимание собравшихся от грозившей перейти всякие границы ссоры, я подошел к радиоприемнику и начал настраивать его.
Позывные Москвы заставили меня задержать регулятор. Было время обычной передачи «Последних известий».
— «Декрет Краевой Рады Народовой о создании Польского комитета Национального освобождения», — раздался знакомый голос московского диктора. Мы вслушались:
— «Накануне решающих боев за изгнание из Польши немецких захватчиков Краевая Рада Народова создает Польский комитет Национального освобождения как временную исполнительную власть для руководства освободительной борьбой народа, для обеспечения его независимости и восстановления Польского государства».
Далее радио передало состав Польского комитета. Сообщение это, как только я перевел его, произвело на англичан большое впечатление.
— Не понимаю, — развел руками командир базы, — зачем комитет, когда есть правительство? Ведь из-за Польши Великобритания вступила в войну...
— Очевидно, раз польское правительство сидит в Лондоне, — ехидно вставил присмиревший было ирландец, — а Польшей надо управлять из Варшавы, то явилась надобность и в таком комитете.
Командир базы яростно воззрился на своего непокладистого начальника штаба, и мы, чувствуя, что назревает новый скандал, поспешили откланяться.
На следующий день ушла в море подводная лодка, на которой находился Трипольский. Еще через день покинула Лервик и наша «В-4».
Перед нашим отходом к борту подбежал высокий худощавый пожилой мужчина.
— Я Биголь! — бесцеремонно сунул он мне свою жилистую руку.
— А я Иосселиани, — с ноткой недоумения в голосе ответил я.
— Меня знают все русские моряки! — продолжал рекомендоваться Биголь.
Я вопросительно глянул на Паластрова. Тот пожал плечами.
— Вы были в России или?..
— Нет, мистер Иоу... Иоу...
— Иосселиани, — пояснил Паластров.
— Я ходил с конвоем в Мурманск. Я случайно в Лервике. Я не англичанин, а американец. Я ходил с очень интересным конвоем и... познакомился со всеми вашими моряками в Мурманске.
