«Мне потребовалось время, прежде чем я смогла во все это поверить, а когда я поверила, я почувствовала, что мне незачем жить, потому что я так верила Гитлеру, — сказала Лени, — Я испытала такое потрясение, когда почувствовала, что собственная жизнь потеряла всякую ценность. У меня оставалось только два варианта на выбор: или жить с этим гнетущим грузом вины, пригибающим к земле, или вообще уйти из жизни. Такова была постоянная дилемма: жить или умереть».
60 миллионов жизней оборвались по вине фашизма. Конечно же, данное обстоятельство не могло не повлиять на то, как Лени стала рассматривать собственное творчество. Теперь она могла осознать, что кадры и сцены из «Триумфа» отнюдь не будут поднимать дух — увиденные глазами жертв, они будут выдавать совсем другие эмоции. «Как отвратительно для них зрелище всех этих свастик, всех этих штурмовиков и эсэсовцев на экране — людей, о которых мы никогда прежде не думали как о преступниках. Это был надлом, который с тех пор остался навсегда. Я так никогда и не оправилась от этого ужаса». Она чувствовала себя в точности как Юнта из «Синего света» — то любимая, то ненавистная и обреченная, едва исчез манящий иллюзорный Синий свет.
Люди говорят: «Она слепа, она не хочет знать». Они утверждают, что она — по-прежнему нацистка и навсегда останется таковой. На это она устало отвечает: «Все это не так… Я осуждаю все, что было, но это не помогает. Мне не верят».
* * *
Осуждая Лени Рифеншталь, общество как-то мало задумывается над тем, что оно потеряло, ставя палки в колеса ее таланту. Правда, отметим еще вот какой момент: возможно, ее романтическое видение не прижилось бы в прагматическом послевоенном мире. Имеются свидетельства, что к тому времени, когда «Долина» наконец-то вышла на экраны, аппетит к подобным зрелищам несколько поослаб. Нам не дано знать, как могла бы она приспособить свой талант к новым мировым тенденциям, как ей прежде приходилось это делать не раз. Препоны, которые встречал ее талант, — ее личная трагедия, но и потомки тоже остались внакладе. Оригинальный талант даруется далеко не каждому.
Возможно, любезный читатель, вы принадлежите к тем, кто считает ее в первую очередь досточтимым свидетелем событий, заинтересованным исключительно в своем творчестве; возможно, вы стоите на позиции тех, кто убежден, что она сознательно отдала свое искусство на прославление варварской идеологии, или тех, кто полагает, что истина лежит где-то посредине — а именно, что она сама подвергалась эксплуатации; но в любом случае следует признать: ОБЩЕСТВО ПЕРЕД НЕЮ В ДОЛГУ! Не будь «Триумфа воли», наше понимание феномена нацизма (в особенности того, как он, посредством мифов и красочных зрелищ ослепил миллионы свободомыслящих умов, направив их к желанной для себя цели) было бы куда меньшим, тем более ныне, семь десятилетий спустя. В нашем циничном мире знание того или иного факта само по себе не способствует его осмыслению. Не только не следует запрещать к показу этот в высшей степени волнующий фильм, но, напротив, следует рекомендовать молодому поколению посмотреть его.
Председатель Исторической программы Союза кинематографистов BECTU Рой Фоулер предполагает, что можно провести параллель между Лени Рифеншталь и русским кинематографистом Сергеем Эйзенштейном — еще одним «превосходящем современников гением, значительная часть творчества которого была унижена безумным режимом». Указывая на то, что Эйзенштейн никогда не был очернен ни у себя в стране, ни за ее пределами, Фоулер задает вопрос:
«Да, без сомнения, Рифеншталь — жертва, но — в какой мере, по чьей воле и из каких соображений — остается загадкой». (Письмо к автору настоящей книги от 4 марта 1996 г.)
В своем фильме Рэй Мюллер высказывает Лени Рифеншталь предположение, что мир по-прежнему ждет, чтобы она принесла свои извинения. На это Лени пожимает плечами: «Извинения им будет явно недостаточно, — вздохнула она, — но, право, я не могу разлететься на куски и саморазрушиться. Это так чудовищно. Я страдала в течение более чем полувека, и это страдание не закончится, пока я не умру. Это такое чудовищное бремя, что извинением тут ничего не поправишь. Оно так мало выражает!»
В своих мемуарах Рифеншталь упоминает только об одном заключении Цильке в сумасшедший дом — после съемок «Олимпии», хотя признает, что его поведение порою бывало, мягко говоря, экстравагантным. О том, что Цильке обвинялся в «подрыве репутации Германии», упоминает в своей книге «Лени Рифеншталь и «Олимпия» (1966) Купер К. Грэхем, бравший интервью у Цильке. (Примеч. авт.)
Перикл (ок. 490—429 гг. до н.э.) — афинский главнокомандующий, вождь демократической части общества. Сравнение юного атлета с Периклом представляется странным, так как последнего изображали умудренным опытом мужем. (Примеч. пер.)
«Триумфальный путь» (лат.).
В то время еще не существовало общепринятого названия для детища братьев Люмьер — его величали и кинематографом, и «биоскопом», и «иллюзионом», и др. (Примеч. пер.)
То есть всего свыше 20 килограммов. (Примеч. пер.)
Piero Zanotto. Luis Trenker lo schermo verticale. Trento: Manfrini, 1982.
По-французски: Вале (Valais).
Курфюрстендам — и в описываемую пору, и в наши дни одна из самых фешенебельных улиц Берлина с шикарными магазинами. (Примеч. пер.)
Ученый (фр.).
Ханнес Шнейдер (1890—1955) арестовывался нацистами после аншлюса (присоединения Австрии к Германии). Впоследствии ему было разрешено эмигрировать в США, где он основал школу лыжного спорта в Сев. Конуэе, штат Нью-Хэмпшир. (Примеч. авт.)
Клаустрофобия — боязнь закрытых пространств. (Примеч. пер.)
«Мишлен» — французская фирма, выпускающая изделия из резины, в частности, автомобильные шины; издает также добротные путеводители по разным городам и странам. (Примеч. пер.)
Сеннетт, Мак( 1880— 1960) — американский кинорежиссер, родоначальник комедийной школы в кинематографе США. Выпускал серию короткометражных фильмов с погонями, драками, различными акробатическими трюками. (Примеч. пер.)
