Я взял для примера всего несколько книжек — Гайдара, Пантелеева, Паустовского, Лоскутова, Ильина, Григорьева, Золотовского.
Жаль, что время не позволяет мне рассказать подробно и о других книжках, не менее принципиальных и достойных внимания.
Следовало бы хоть вкратце остановиться на нашей географической книге книге о путешествиях.
В анкетах читателей-детей чаще всего упоминаются два литературных жанра: «приключения» и «путешествия».
«Приключения» на языке ребят далеко не всегда означают авантюру. Чаще всего — это события, эпизоды, факты.
Требуя «приключений», читатели настаивают на сюжетной книге, а иногда даже на целой серии сюжетных книг с общими героями.
К путешествиям они предъявляют точно такие же требования. В своих письмах к Горькому ребята говорят о целых библиотечках путешествий. В одних письмах такие библиотечки охватывают мореплавателей эпохи великих открытий, в других — все путешествия на полюс, в третьих — экспедиции советских ученых.
И все эти книги должны, по мнению ребят, быть либо героическими романами, вроде «Капитана Гаттераса»,[183] либо подлинными дневниками путешественников.
По совести говоря, это вполне законное требование, исходящее из правильного понимания задач литературы. Либо документ, либо свободный роман. Географическую компиляцию, за неимением лучшего, наш читатель тоже, конечно, примет, но без особой радости.
Ведь обычная компилятивная книжка, чаще всего состряпанная из сведений, которые можно найти в энциклопедическом словаре, из случайных цитат, взятых из записок путешественников с придачей бутафорских псевдобеллетристических подробностей, — всегда выдает свое суррогатное происхождение, отдает маргарином.
После такой книжки не захочешь сделаться исследователем полярных стран и непроходимых горных ущелий.
Географические повести не должны фабриковаться с помощью ножниц и клея.
Разве мало у нас замечательных воспоминаний о путешествиях разных времен — от старинных «хождений» в чужие земли до кругосветных перелетов? Надо научиться находить их и обрабатывать так, чтобы они становились увлекательными и понятными, не теряя ничего в своей подлинности. А разве нельзя использовать дневники, доклады, записки наших советских ученых, моряков и летчиков, возвращающихся чуть ли не каждый день из самых смелых и ответственных экспедиций?
Если из ста участников экспедиций найдется хотя бы один, умеющий свободно и живо записывать свои наблюдения, а из ста литераторов тоже окажется один, способный дать нам эпопею арктического или каракумского похода, — у наших ребят скоро будет своя географическая библиотека настоящего художественного качества и документальной точности.
К сожалению, наши путешественники редко печатают путевые записки, ограничиваясь только докладами и статьями. А писатели хоть и начали у нас путешествовать, но уехали пока не слишком далеко, не дальше путевого очерка.
Еще редки у нас такие книги, как «В дебрях Уссурийского края» В. К. Арсеньева. Эта книга написана настоящим путешественником и настоящим писателем и одинаково любима взрослыми и подростками.
Еще меньше книг о путешествиях для младшего возраста. И не удивительно. Для этого возраста чаще всего писали о путешествиях двоюродные племянницы путешественников и присяжные компиляторы.
Сейчас у нас есть такие замечательные писатели, как Борис Житков, автор смелых и свободных «Морских историй», человек, написавший классическую книжку для детей, которая называется «Про слона». В этой маленькой книжке дается совершенно реалистическое и вместе с тем сказочное представление об Индии. Вот, например, прибытие в индийский порт: «Ведь это, знаете, когда сушей едешь… все постепенно меняется. А тут две недели океан, вода и вода, — и сразу новая страна. Как занавес в театре подняли…» Первый спуск на берег. Первая встреча со слоном на дороге.
Все эти подробности запоминаются читателем надолго — почти как собственные впечатления. И не мудрено: Борису Житкову нигде не изменяет точность наблюдений, меткость глаза и меткость слова. Именно эти качества делают его, в сущности, довольно сложную и своеобразную прозу понятной и доступной маленьким читателям.
* * *
До революции сюжетные повести о животных были у нас почти исключительно переводные — Сетон-Томпсон,[184] Робертс,[185] Лонг[186] и др.
Правда, в детской библиотеке можно было найти короткие рассказы о животных из «Четырех книг для чтения» Л. Толстого, «Муму» Тургенева, «Каштанку» Чехова. Но не Толстым и не Чеховым определялось качество наших детских книг о животных. Больше всего места на книжных полках в библиотеке для ребят занимали жалостливые рассказы о клячах, на которых возят слишком много воды, или о птичках, которые умирают в клетках.
Я до сих пор помню две книжки, которые были у меня в детстве. Одна называлась: «Любите животных», а другая «Уж и жаба, бедные зверьки».
В книгах этих не было ни научной основы, ни свежих наблюдений и, уж во всяком случае, не было голоса писателя.
Такие книги, изготовленные ремесленниками литературного дела, не могли, разумеется, послужить образцом для нашей детской литературы о животных.
Сейчас наш молодой писатель может не только изучать рассказы Льва Толстого, но он может опереться и на опыт книг для детей, написанных М. Пришвиным («Записки егеря Михал Михалыча» и др.),[187] на повести и рассказы Бориса Житкова,[188] В. Бианки,[189] на книжки, написанные и нарисованные Евгением Чарушиным.[190]
Михаил Пришвин — писатель для взрослых. Пожалуй, не всякий ребенок, а только прирожденный натуралист, путешественник и охотник согласится обойтись без внешне законченной фабулы и полюбит книги Пришвина за поэтическое виденье мира, за богатство языка и материала. Но зато всякий писатель, который захочет писать о природе, оценит пришвинские рассказы для детей и многому научится у них.
Романтическая фабула и серьезные знания естественника — вот что привлекает ребят в рассказах и повестях Виталия Бианки. Это, пожалуй, первый из наших детских писателей, который ввел в свои книги настоящий биологический материал, не отказываясь в то же время от создания сюжетной повести. Это не очень легкая задача, и поэтому не удивительно, что Бианки ради сюжета иной раз впадает в ту же облегченную англо-американскую беллетристичность, которая вполне очевидна в его повести о «Мурзуке», но зато совершенно отсутствует в строгих, богатых материалом книгах типа «Лесной газеты» и «Аскыра».
