Как бы увенчивая великолепие встречи королевской короной, мой друг открыл шампанское – Veuve Cliquot Rosé [154] урожая 1937 года.
– Забыл? Ты же сам как-то привез мне из Франции ящик, двенадцать бутылок. Мы откупорили одну в канун Нового года в 1944 г., выпили за тебя и за наступление мира в 1945 г. Десять бутылок обменяли на еду в британской офицерской столовой. Но последнюю сохранили – боялись, что, если ее не будет, ты не вернешься. Теперь вот настал момент открыть бутылку и с полным правом осушить за твое благополучное возвращение и за то, что мы вновь вместе.
«А у тебя есть настоящие друзья», – подумал я, растроганный.
На следующий день я поехал к матери и сестре. Они с братом, который служил на минном тральщике, но ушел в отставку досрочно, встречали меня на вокзале с цветами. Снова среди своих!
Дома я обнаружил, что многие вещи, которые я любил, исчезли. Чтобы прожить, матери приходилось менять на продукты многие предметы искусства из Китая и Японии. Только японский чайный сервиз уцелел. Его не тронули по тем же причинам, по которым мои друзья под Гамбургом сохранили бутылку шампанского.
Наступал момент заново строить жизнь. Когда позднее я поехал в Гамбург искать работу, вышеназванные друзья пригласили меня пожить у них. Когда я приехал, друг церемонно вручил мне небольшой презент. То была пробка из-под шампанского с вырезанной на ней датой «5 января 1950 г.».
Глава 27 Начиная жизнь заново
На самом старте моей новой жизни меня ждал удар под дых. Добравшись до Фленсбурга, я немедленно позвонил Дагмар в Берлин. Она обещала приехать через несколько дней на уикенд и немного задержаться – большего не позволила бы ее работа на телевидении. Я с огромным волнением ожидал нашей встречи после стольких лет разлуки.
Из тех немногих открыток, которые присылала она мне в Россию, я знал, что Дагмар сделалась преуспевающей журналисткой, а также и то, что она сохранила верность мне и ждет. В ее квартире в Берлине для меня уже давно была приготовлена отдельная комната.
И вот мы стояли на холодном перроне и смотрели друг на друга с неуверенностью и сомнением.
– Ты хорошо выглядишь, – начал я, стараясь преодолеть смущение момента, которого я так долго ждал в лагере, днями и ночами мечтая о нашей встрече. – Ты даже красивее, чем была, только устаешь, видно.
– Ты тоже хорошо выглядишь. Много лучше, чем я ожидала после всех этих лет в России.
– Что ж, я никогда не позволял себе ослабнуть, никогда не терял надежды дожить до встречи с тобой.
Потом мы сидели за кофе. Мать и сестра оставили нас вдвоем.
Дагмар рассказала мне о себе, о том, как удачно доехала на «Мерседесе» до Фленсбурга, как стала работать переводчицей у британцев, как потом пошла на Norddeutschlandfunk (Радио Северной Германии), а затем на телевидение. Дагмар сделала успешную карьеру, превратившись из примерной и прилежной дочки «хороших родителей» во взрослого человека – пользующегося большой популярностью репортера.
– Я уже наводила справки о возможности для тебя пристроиться на телевидении, на радио или в прессе, – начала она. – Пока, к сожалению, безуспешно. Полно профессионалов, которые стоят в очереди и ждут любой вакансии.
Затем Дагмар завела речь о том, с какими интересными людьми она работает, о знаменитостях, у которых ей доводилось брать интервью, о той радости, которую доставляет ей ее профессия.
Вдруг до меня стало доходить, что я, как это ни печально, подобно моим товарищам по плену, нахожусь там же, где и находился в начале 1945 г., – никаких шансов на будущее. Мы жили в разных мирах, между нами зияла пропасть, и моста через нее не было. Похоже, и Дагмар чувствовала то же самое.
– Нам придется многое обдумать, – сказала она. – Многое совсем не так, как мне все эти годы представлялось. Приезжай поскорее в Берлин. Ты увидишь, как я живу и работаю, познакомишься с друзьями и коллегами.
Я проводил Дагмар на поезд и уже знал, что все кончилось. Несмотря на шок, который я пережил, я радовался, что мы не поженились. Многие друзья столкнулись с подобным же – их браки не пережили пяти лет разлуки.
Через несколько дней мне из Гамбурга позвонил Боос:
– Приезжай к нам. Я тут думал, чем бы ты мог заняться.
В Гамбурге я рассказал Боосу о том, в какой ситуации оказались мы с Дагмар.
– Люк, я хорошо знаю Дагмар. Она часто приезжала сюда, когда работала на радио. Время и жизнь развели вас. Никто ни в чем не виноват. Но и поделать ничего нельзя. Дагмар страдает не меньше тебя и хочет начать все сначала с тобой, но у вас не получится.
Все же я поехал в Берлин. Квартира ее поражала – сразу видно, жилье богемы. «Моя комната» походила на музей: на стенах висели наши фотографии, сделанные в Париже, повсюду были вещи, которые мы покупали вместе. Заходили ее друзья – все журналисты и сотрудники телевидения. Присутствовала во все этом какая-то излишняя возня – слишком много профессионального и искусственного. «Приятно познакомиться. Дагмар много рассказывала о вас. Какие трудности?» Настоящего интереса не было. Когда Дагмар притащила меня на одну из бесчисленных «па́рти», я стоял там и понимал: мне здесь не место.
Дагмар рано приходилось уходить на студию, а возвращалась она только поздно вечером. Боос был прав: жизнь развела нас по разным мирам.
На третий день я решил уехать.
– Дагмар, давай останемся друзьями. Мы не можем вернуться на пять лет назад, не можем сделать вид, что ничего не произошло. «Моя комната» в твоей квартире… она похожа на памятник. Все напоминает о прошлом, но это только монумент – мертвый монумент.
Так мы и расстались.
5 января 1950 г. подвело черту под моей прошлой жизнью. День этот и в самом деле стал «днем ноль» – рубежом.
С тех пор мне довелось увидеться с Дагмар лишь однажды, уже несколько лет спустя. Как-то вдруг она позвонила в мою дверь.
– Там, на улице, ждет человек. Он мне нравится. Не хотел бы ты взглянуть на него? Поговорить с ним? Если ты решишь, что он мне подходит, я выйду за него, если нет – я откажу.
Я не смог сдержать смеха. Конец романа, завязавшегося во время войны, принял элементы мелодраматической трагикомедии.
Я подумал, что тот человек, наверное, подходящая партия – преуспевающий бизнесмен с домом на Лаго-Маджоре [155] , ну и, конечно, на «Порше».
– Уверен, он – то, что надо, Дагмар. Надеюсь, ты с ним будешь счастлива.
Через два года я наткнулся на газетный некролог: «Известная журналистка Дагмар С. трагически погибла в автокатастрофе».
Но вернемся под Гамбург, где мы сидели вдвоем с Боосом.
– Мы с женой гадали, чем ты мог бы заняться, пока не перестанут коситься на бывших офицеров. Тебе надо хоть что-нибудь делать.
