Самое большое, на что она решается, – дать понять Потемкину, что, подписав мир после четырех лет кровавой войны, он сделает ей самый большой подарок за все время ее царствования.
Внезапно Потемкин резко меняет поведение. Узнал ли он о переговорах, начатых Репниным с турецкими полномочными послами? Подумал ли, что ему удастся успешнее осуществить воинственные планы, будучи в Яссах, нежели в Санкт-Петербурге? Вдруг ни с того ни с сего он объявляет, что готов уехать. Встревоженная такой внезапной покладистостью, Екатерина лично следит за устройством кареты, которая должна унести Светлейшего в далекий путь. Он покидает ее с грустью, не питая никаких иллюзий, испытывая темные предчувствия, и по уши в долгах. Счет от одного только цветочника составляет 38 тысяч рублей.
Плохая новость поджидает нашего путешественника в Харькове. Умер принц Александр Вюртембергский, служивший под его началом. На похоронах Потемкин был в состоянии, близком к беспамятству, и, собираясь подняться в карету, вдруг с ужасом заметил, что по ошибке хотел влезть на похоронные дроги. Будучи чрезвычайно суеверным, он увидел в этом зловещий знак. Его свита поражена отсутствующим, потерянным видом Светлейшего. Достанет ли у него сил успешно провести переговоры?
Прибыв в Яссы в июле 1791 года, Потемкин узнает, что Репнин подписал предварительные условия мирного договора. В приступе ярости он осыпает генерала самыми грубыми упреками и рвет документ. Однако Репнин говорит ему, что действовал по секретному предписанию Ее величества. Уязвленный Потемкин понимает, что императрица действовала через его голову в этом деле, где их мнения разошлись. Перенести такое недоверие со стороны государыни он не может. Итак, переговоры продолжаются, но на иных условиях, а на Потемкина, вдобавок ко всему, наваливается слабость и сомнения. Заразная горячка разъедает его тело, измотанное всевозможными излишествами. После приступа активности он больше не участвует во встречах с турками. Его интерес к политике падает. Дела мира его более не тревожат. Превратившись в капризного больного, он отказывается выполнять предписание лечащих его врачей, Линмана и Массо, и слышать не хочет о каком-либо режиме. «Князь сам себя разрушал, – отмечает Ланжерон. – Я видел, как во время припадка лихорадки он с жадностью проглотил окорок, соленого гуся, трех или четырех цыплят, запивая все квасом, клюквенной водой, медовухой и всевозможными винами». В перерывах между едой он грызет сырую репу, до которой был большой охотник. Когда он чувствует повышение температуры, заставляет выливать себе на голову потоки одеколона и сам растирается губкой, смоченной ледяной водой. Его племянница и любовница Александра Энгельгардт, графиня Браницкая, следит за настроением поверженного колосса. Он не понимает, что с ним происходит. Письма царицы служат ему единственным утешением. Плача, он читает и перечитывает их. Сделав нечеловеческое усилие, Потемкин диктует ответ и дрожащей рукой подписывает. «Я очень слаб, – сообщает он Екатерине. – Прошу вас, выберите и пришлите мне китайский халат, он мне очень нужен». Когда курьер доставил китайский халат, ему, казалось, полегчало. Все, что исходит от Екатерины, идет ему на пользу.
В начале октября 1791 года Потемкин внезапно покидает мирную конференцию и решает отправиться в Николаев, город, основанный им в устье Буга. Почему? Он и сам не знает. Прихоть больного человека. Здоровье и счастье там, где его нет. Он отправляется на их поиски и, перед тем как сесть в карету, пишет отчаянную записку императрице: «Матушка, милостивая государыня, не могу более терпеть мои муки. Единственное, что мне остается, так это покинуть сей город; я дал приказание отвезти меня в Николаев. Не знаю, что будет со мной. Твой вернейший и благодарнейший раб – Потемкин. Единственный для меня способ спастись – уехать».
Племянница Александра едет вместе с ним. Светлейшего сопровождают врач и три секретаря. Дорога отвратительна, вся в рытвинах и ухабах. При каждом толчке больной стонет. Через несколько верст он просит остановить лошадей и положить его на траву: «Хватит. Дальше не поедем. Я умираю. Хочу умереть на земле». Его кладут под деревом на разостланном ковре. Вокруг хлопочет доктор, плачет племянница Александра. В середине дня Потемкин – хозяин бесчисленных поместий, владелец множества дворцов – испускает дух на обочине дороги, как бездомный путник. Стали искать монету, чтобы прикрыть, по русскому обычаю, его единственный глаз. Казак из охраны порылся в кармане и протянул медный пятак, им осторожно прикрыли веко покойного.
12 октября 1791 года, через пять с половиной месяцев после праздника в Таврическом дворце, одетый в черное курьер привозит в Санкт-Петербург известие об этой кончине. Екатерина падает в обморок, ей пускают кровь.
Она рыдает, запирается у себя, никого не хочет видеть. Не впускает к себе даже внучат. Двору предписано соблюдение самого строгого траура. Охваченная горем императрица с каждым днем все больше понимает, какую огромную потерю понесла она в лице того, кто был ей и любовником, и мужем, и другом, и советником, и доверенным, и министром, и военачальником. Даже будучи далеко друг от друга, они не переставали советоваться. Потемкин на треть увеличил размеры ее страны, освоил пустовавшие земли, поднял города, заставил рыть гавани для портов, строил корабли, выигрывал битвы, любил женщин, встречался с самыми великими монархами своего времени, он промотал неисчислимые богатства, проявляя во всех делах щедрость своей нежной и дикой, бешеной и мудрой души – и вот, в пятьдесят два года, этот человек исключительной силы, этот вулкан страстей превратился в безжизненное тело, зарытое где-то на краю света, в Херсоне. «Как заменить такого человека? – спрашивает Екатерина у секретаря Храповицкого. – Он меня не продавал, и его невозможно было купить. Ничего уже не будет по-прежнему. Кто мог подумать, что он уйдет раньше Чернышева и других стариков? Теперь-то уж эти улитки высунут свои головы! А ведь и я тоже уже старая!» Екатерина хватается за перо. Она растерянна, ей хочется излить душу. Быстро на стол кладут лист бумаги с золотым обрезом для писем. Как всегда, она обращается к непременному адресату, к ее дорогому, все понимающему Гримму:
«Ужасный удар судьбы вновь обрушился на мою голову. Около шести часов пополудни фельдъегерь принес мне прискорбную весть о том, что мой ученик, мой друг и почти что мой кумир князь Потемкин Таврический скончался, проболев примерно месяц, в Молдавии. Я в горе, которое трудно себе представить: он соединял с чудесным сердцем редкий рассудок и незаурядную широту ума; его взгляды всегда были широкими и благородными; он был человечен, полон знаний, чрезвычайно обходителен, а его идеи всегда были новыми; ни у одного человека не было такого, как у него, дара на добрые и к месту сказанные слова. Его военные таланты во время этой войны поразительны, потому что ни один его удар, ни на суше, ни на море, не прошел мимо цели. Менее чем кто бы то ни было он позволял распоряжаться собой… Одним словом, это был государственный муж и в совете, и в деле. Он был привязан ко мне со страстью и усердием, ворча и сердясь всякий раз, когда считал, что дело можно было сделать лучше; с возрастом и опытом, он исправлял свои недостатки… Редчайшим качеством его была отвага сердца, ума и души, совершенно отличавшая его от остальных смертных, из чего следовало, что мы прекрасно ладили и предоставляли остальным болтать сколько им угодно. Я рассматриваю князя Потемкина как великого человека, не сделавшего и половины из того, что было в его силах».
