Во вторник 1 мая в 08.30 я постучал в дверь кабинета штабного офицера:
– Разрешите доложить, явился по вашему приказанию, герр капитан.
– Ваше прибытие ожидали вчера, – сухо заметил Розинг.
– Герр капитан, я старался прибыть как можно скорее.
– Ладно, не важно. Вашу подлодку не смогут отремонтировать к началу нашего наступления, а фронту необходим каждый опытный моряк. Вам придётся принять под командование другую подлодку, готовую к выходу в море. Она должна прибыть в ближайшее время из германского порта в Кристиансунн.
– Слушаюсь, герр капитан.
– Вам нужно проявить в борьбе с Англией волю и решимость. Адмирал Дениц приказал перевести все подлодки из Германии в Норвегию, мы продолжим войну на море отсюда. О капитуляции не может быть и речи. Мы выстоим и навяжем свои условия противнику.
Розинг вручил мне приказ явиться к командующему Двадцать седьмой флотилией и затем продолжил:
– Я хочу использовать вас также в качестве курьера. С вами будет послано несколько секретных документов, которые вы передадите на наши базы в Осло, Хортене и Кристиансунне. Полагаю, документы будут готовы в полдень.
Я был слишком взволнован, чтобы ответить. Воистину, безумию не было пределов. Щёлкнув каблуками, я повернулся и вышел из кабинета. Покинув Розинга, я от досады сжал зубы. Мой великолепный план бегства неожиданно оказался невыполнимым. Но затем я снова прибодрился. Новая подлодка, готовая к походу, даст мне более благоприятный шанс побыстрее добраться до Южной Америки. Решение бежать ещё более окрепло, как только я вспомнил о бессмысленных планах штаба вести войну на море до тех пор, пока последний подводник не ляжет на дно.
Влияние приказа Деница уже ощущалось. На базе и в порту развернулись последние приготовления с целью направить в роковой поход оставшиеся лодки. Механики и докеры работали так самоотверженно и напряжённо, будто от их усилий зависело спасение рейха. Между тем по компаунду распространились ошеломляющие вести. Последнее коммюнике верховного командования свидетельствовало о том, что битва за Берлин вступила в решающую фазу. Гитлер взял на себя командование войсками, защищавшими столицу.
В 19.00 я получил секретные документы, которых дожидался. К этому времени было уже поздно выезжать, поэтому я скромно поужинал в офицерской столовой и пошёл высыпаться перед поездкой в Кристиансунн.
Вытянувшись на постели, я включил радиоприёмник и стал ждать новостей. Наконец музыка прекратилась. Голос диктора, сначала дребезжащий, затем громкий и хриплый, прервал короткую паузу: «Внимание, прослушайте важное сообщение».
Мгновенно моя сонливость улетучилась. Я взглянул на часы. 21.30. По радио звучал музыкальный фрагмент из оперы Вагнера, предвещавший мрачную весть. Я полагал, что сообщат о падении Берлина и даже о том, что прекращение огня предотвратило бессмысленные жертвы. Но вот снова заговорил диктор низким и торжественным голосом: «Наш фюрер, Адольф Гитлер, сражавшийся до последнего дыхания, пал смертью храбрых за Германию в своей штаб-квартире в рейхсканцелярии. 30 апреля фюрер назначил гросс-адмирала Деница своим заместителем. Гросс-адмирал, преемник фюрера, обращается сейчас с речью к немецкому народу».
Это был завершающий акт трагедии. Конец нашим мучениям, конец войне и истории Германии. Самое невозможное событие свершилось. Смерть Гитлера могла привести лишь к окончательному поражению. Я с трудом различал голос Деница. Он говорил о том, что вооружённая борьба должна продолжаться ради спасения жизней миллионов беженцев, что немцы должны сражаться и защищать свои семьи. Его слова потонули в мелодии национального гимна.
Меня охватила беспредельная печаль. Вместе с десятью миллионами немцев я отдал всё, что у меня было, что я любил и лелеял. Ради своей страны и победы я пожертвовал домом и семьёй. Я слепо верил в общее дело, сражался, надеялся, страдал и ждал чуда в глубокой преданности национальной идее. И вот теперь всё кончилось. Наступил полный крах.
Удручённый, я потащился в офицерскую столовую. Там сидели командующий флотилией и ряд офицеров, обескураженные, опечаленные, бледные.
– Он погиб на баррикадах, мы должны продолжить его дело, – произнёс чей-то голос. Кто-то другой воскликнул:
– Он дал нам пример! Мы должны держаться и продолжать войну здесь, в Норвегии. Союзникам понадобится чёрт знает сколько времени, чтобы выкурить нас из этих гор.
Третьи говорили осторожно, предположив, что наступил конец войны. Обмен мнениями вскоре прекратился из-за общего чувства безысходности. Мы разбрелись по своим углам.
На следующее утро, 2 мая, я сел в поезд, доставивший меня в Осло поздним вечером.
3 мая я доставил конверт с секретными документами по нужному адресу и затем воспользовался поездом до Хортена. Там я вручил второй пакет адъютанту командующего базой ВМС и продолжил свой путь по железной дороге к последнему пункту назначения.
4 мая около 07.00 я прибыл в Кристиансунн после бессонной ночи, проведённой на деревянной скамье неотапливавшегося вагона. Над городом висел голубой небесный купол. Я побрёл по узкой пыльной дороге через сосновую рощу и поросль низких елей к обширному комплексу зданий базы ВМС. В 08.30 я вошёл в здание, где располагались просторные кабинеты представителей командования флотилии. Молодой адъютант провёл меня к командующему флотилией. Из-за стола поднялся морской офицер с наградами на груди. Он был командиром подлодки, когда охота за конвоями ещё была успешной. Капитан Юргенсен – один из тех счастливцев, которым отзыв с фронта в подходящее время помог избежать катастрофы.
– Герр капитан, я прибыл в ваше распоряжение.
– О да, мне сообщили о вашем прибытии. Вы должны принять под своё командование новую подлодку. Она ещё не прибыла, но ожидается со дня на день. А пока почему бы вам не устроиться у нас поудобнее? Я извещу вас. На этом пока все.
Этот короткий вежливый приём породил во мне странное предчувствие. В поведении Юргенсена было что-то искусственное. Что-то ещё скрывалось за выражением озабоченности на его лице. Он казался рассеянным и взволнованным. Я вышел из его кабинета в полной уверенности, что Юргенсен знал о постигшей нас беде, но не хотел об этом распространяться.
Поспешив на пирс, я увидел возле него две покачивавшихся подлодки старого типа. Рядом с ними ютилась лодка нового типа небольшого водоизмещения. Приблизившись к ней, я заметил белую капитанскую фуражку, затем лицо над ограждением мостика.
– Ангерман, неужели это ты? – крикнул я командующему с пирса.
