— Дело было в июле сорок второго года, в Саратове. Я увидел Михаила Ефимовича в бараке пересыльной тюрьмы. Он узнал меня, сказал, что его возвращают в Москву и он не ждет от этого ничего хорошего. «Если увидите Борю, — сказал он, — передайте ему, что я ни в чем не виноват».
— А как он выглядел? — спросил дед Храпковского. — Во что был одет?
— Во что одет? Да что вы? Июль месяц, в бараке чудовищная жара. Все сидели полуголые, потные… Не можете себе представить…
Много лет спустя выяснилось, что такие «весточки» получали многие родственники осужденных, как правило, расстрелянных. Видимо, это трудилось ведомство Лаврентия Павловича, задачей которого была целенаправленная дезинформация.
Так случилось, что в начале 1944 года Борис Ефимов случайно столкнулся в коридоре Кремлевской поликлиники с Ульрихом. (Любопытно, что этому престижному лечебному заведению Б. Ефимов был прикреплен еще по ходатайству главного редактора «Известий» Н. Бухарина и по какому-то очевидному недосмотру не был откреплен, когда спустя несколько лет стал братом «врага народа».) Увидев Ульриха, дед решительно к нему подошел:
— Здравствуйте, Василий Васильевич. Если не забыли, Ефимов, брат Михаила Кольцова.
— Как же, как же, — с улыбочкой отозвался Ульрих. — Отлично помню.
— Василий Васильевич, вы тогда, при нашей встрече, сказали, что через какое-то время можно будет вернуться к делу Кольцова. Не пришло ли это время?
Улыбка Ульриха стала еще любезнее.
— Ну, что ж. Можно попробовать. Напишите-ка официальное заявление на мое имя.
— А что надо писать, Василий Васильевич?
Ульрих подумал.
— Пока что просите сообщить, где он находится.
На следующий день дед отнес в хорошо знакомое ему помещение на углу Лубянской площади следующее заявление:
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР
товарищу В. В. УЛЬРИХУ
Уважаемый товарищ УЛЬРИХ!
Разрешите обратиться к Вам с просьбой сообщить мне, если возможно, где находится в настоящее время мой брат — КОЛЬЦОВ Михаил Ефимович — 1898 года рождения, арестованный органами НКВД 13 декабря 1938 года и осужденный Военной Коллегией в марте 1940 года на 10 лет лишения свободы.
Художник Бор. Ефимов
28/1-1944 г.
На сей раз Ульрих, видимо, не счел нужным повторять ложь о «дальних лагерях» и просто ничего не ответил.
В марте 1953 года умер Сталин. Некоторое время спустя был арестован и расстрелян Берия. Как и его жертвы, он был объявлен шпионом и «врагом народа». Хотя со вторым трудно не согласиться.
Назревали какие-то перемены. Из тюрем были выпущены заключенные, правда, в основном уголовники. Дед написал Ворошилову, в то время занявшему пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР:
«Глубокоуважаемый Климент Ефимович!
Простите, что беру на себя смелость обратиться лично к Вам по глубоко волнующему меня вопросу.
Речь идет о судьбе человека, которого Вы в свое время знали: это — Михаил Кольцов, мой брат.
Он был арестован в декабре 1938 года, вскоре после того, как во главе НКВД стал Л. Берия. В марте 1940 года в канцелярии Военной Коллегии Верховного Суда мне сообщили, что мой брат осужден на 10 лет заключения в дальних лагерях без права переписки.
Прошло 15 лет. О брате ничего не известно. Никаких сведений о нем не дают и органы МВД, куда я обращался.
Я не знаю, в чем обвинили Кольцова, не знаю теперь, была ли вообще за ним подлинная вина. Но, во всяком случае, я убежден, что он понес достаточно суровую кару не только пятнадцатилетним заключением, но еще более тем, что в расцвете творческих сил и энергии, накануне решающей схватки с гитлеризмом был вычеркнут из боевых рядов советской журналистики.
Дорогой Климент Ефремович!
Мой брат еще не стар. Он смог бы еще послужить Родине своим пером писателя-публициста. Обращаюсь к Вам с горячей просьбой уделить внимание судьбе Михаила Кольцова, помочь ему вернуться к жизни, работе, творчеству.
28 июня 1954 года. Бор. Ефимов».
От Ворошилова позвонил его помощник Леонид Щербаков и сказал, что заявление деда передано в Верховную коллегию для рассмотрения. Но дед этим не ограничился и написал письмо-заявление Александру Фадееву как депутату Верховного Совета.
Дорогой Александр Александрович!
Я не позволил бы себе оторвать у Вас время по личному вопросу, если бы дело не касалось трагической судьбы близкого мне человека, которого Вы в свое время знали.
Речь идет о Михаиле Кольцове.
Он был арестован 13 декабря 1938 года, т. е. вскоре после того, как у руководства НКВД стал Берия.
В марте 1940 года в канцелярии Военной Коллегии Верховного Суда мне сообщили, что брат осужден на 10 лет заключения в дальних лагерях без права переписки. С тех пор прошло 14 лет. О брате ничего не известно. Никаких сведений о нем не дают и органы МВД, куда я неоднократно обращался.
Я не знаю, в чем обвинили Кольцова, какие были приписаны ему преступления. Но теперь все чаще думаю о том, что он пал жертвой провокационной клеветы, сфабрикованной людьми, для которых стала нежелательной литературная и общественная деятельность Михаила Кольцова, которые решили устранить этого популярного советского журналиста.
Горько сознавать, что накануне решающей битвы с Гитлером, весь творчески мобилизованный и отдающий свои способности делу борьбы с обнаглевшим фашизмом, в расцвете сил и энергии Михаил Кольцов был вычеркнут из боевых рядов советской журналистики.
Горько думать, что в годы Великой Отечественной войны им могли бы быть созданы произведения подобные «Испанскому дневнику», который Вы, вместе с А. Н. Толстым, назвали «великолепной, страстной, мужественной и поэтической книгой» в статье «Испанский дневник», опубликованной в «Правде» в ноябре 1938 года, т. е. за немного дней до ареста автора этой книги.
Дорогой Александр Александрович! Хочу быть предельно краток, чтобы не отнимать у Вас лишнего времени. Мне известно, что по личному указанию Климента Ефремовича ВОРОШИЛОВА, Главная Военная Прокуратура производит в настоящий момент проверку дела моего брата и разыскивает его самого.
Я глубоко уверен, что Ваше мнение о Михаиле Кольцове, Ваша характеристика его, как писателя и общественного деятеля, имели бы сейчас первостепенное значение.
Позвольте мне надеяться, что Вы найдете возможным уделить внимание судьбе брата и поможете ему вернуться к работе и творчеству, если он жив, поможете реабилитации его честного имени советского писателя-патриота, если он погиб.
