Ознакомительная версия.
Когда садили помидоры последний год, праздновали мы все вместе: Евдокея, Степан, я и Степанида. Ходили на танцы, и там Степанида стала праздновать с однем чиленсом, с Хосе Луис Гажего. Мы ей наказывали: будь аккуратне, оне здесь липки, но она не слушала, ей было шестнадцать лет, и она убежала за него.
Открою мою тайну. Да, я любил повеселиться, курил, брился, пил и девушак не оставлял, но сердце у меня ныло, и я всегда слезами уливался и Бога просил: «Господи, за моё беззаконие дай мне болезни перенести и напасти перенести, но спаси мя». Ето прошение было часто, я знал, что каждый человек должен перенести напасти – етим человек искушается и очищается.
В 1978 году подхожу к тяте с такой речью:
– Тятя, надумал я жениться, надоела мне вся ета развратна жизнь.
Тятя с мамой напугались:
– Ты что, как, с кем, где?
– Пустите меня в Уругвай, хочу поискать себе невесту.
Они обрадовались, благословили мня на доброя дело. Ето было зимой, в июле. Отправили нас с Евдокеяй, ей всё уже знакомо, и у нас с ней всё всегда шло как по маслу.
Приехали в Уругвай, заехали к дальнему родственнику по Шутовым, Ивону Максимовичу Ефимову. На другой вечер пошли на вечёрки, к Ивану Даниловичу Берестову. Конечно, за время девчонки пригласили. Приходим на вечёрки. Ой как чу́дно[36]! Пóлна изба девчонок, парней мало – ну, думаю, повезло же мне! Девчонки занимались вышивкой, моёй ровни было двенадцать, и поменьше было тоже двенадцать, парней моёй ровни было четыре, и поменьше было семь. Етим же вечером пришлось познакомиться с парнями, ето были Фёдор Иванович Берестов и брат его Василий Иванович, Марк Иванович Чупров и Алексей, брат, Иванович. Етот вечер пообчались, и мня насторожило: всех просмеивают, всех копают, мне как-то было неловко. Зачем так поступают? Девчонки песни пели и частушки пели. Ето всё было чу́дно, мне надпоминалось, когда в Аргентине проживали до США.
Днями помогал Ивону Максимовичу заготовлять дрова, и удавалось знакомиться с деревней. Ето была ма́ленькя деревушка, десятисемейна, но многодетна и бе́дна, именем Офир. Занимались оне – доили коров, разводили пасеки, садили сахарную свёклу, садили огороды, нанимались на стороне, прорубали, пололи, копали свёклу, вечерами ткали и вышивали – ето всё посылали в США на продажу.
Я в свободное время ходил знакомился с деревняй и всё и ко всему приспрашивался. У меня с малых лет был интерес к пожилым и старым людям, как-то чувствовалось: уверенность, и доверие, и опыт жизни, что в молодёжи нет. Ето в деревне людя́м понравилось: такой молодой, всем интересуется, со всеми ласковый, вежливый и обходительный. Ну что сделаешь: такого Господь создал, таким и быть.
Пришла суббота. После русской бани пошли в моленну. Началась служба. Вот тут мне пришлось дрогнуть: как всё чинно, и порядошно, пение всё по крюкам, плавно, чтение грамотно, дети восьмилетни – и уже читают. Вот тут я задумался: «А я что – чурка с глазами, мне никогда, думаю, не научиться, грешному».
В воскресенье отмолились, нас пригласили обедать – наставник Иван Данилович Берестов. Мы пришли; стол был накрыт, помолились «Отче наш», сяли за стол, благословились, стали кушать чинно, безмолвно. На столе было всё изобильно: пироги рыбны, ша́нюжки, пирожки, соусы, суп, лапша, окрошка, рис с подливом[37] и, конечно, три чарки бражки. Накушались, помолились «Достойно есть», «За здравия», поблагодарили и пошли праздновать. Парни пригласили зайцев охотничать – мне не по сердцу: надо к девчонкам, а тут бегать с собаками за зайцами. Виду не показал и пошёл за ними, бродили день, мне было невесело, но что сделаешь?
В будни днями Ивону помогал, а вечерами на вечёрки ходил, етими вечерами боле признакомился к девчонкам и стал с ними заигрывать, со всеми равно, старался никого не обидеть и со всеми вежливым быть.
На неделе случился праздник. По обычаю помолились, на етот раз пригласили Марк и Алексей Чупровы обедать. Пообедали, и наши парни засобирались на кабана, на охоту, я молчу: что будет дальше. Собрались, пошли на охоту – со всех сторон подсмешки, подковырки: ха-ха-хи да ха-ха-ха, я не выдержал и сказал:
– Я не приехал сюда по лесу лазить, я приехал с девчонками играть. – И ушёл от них. Конечно, мне было легко уйти от их: с девчонками находится сестра.
Пришёл к девчонкам, оне играли в хороводы. Было мале́нькя неловко с моёй стороны, и так же с ихной, оне хотели прекратить, но я их уговорил, и стали играть. Ето было так весело, и проиграли сэлый день – в хороводы, вдовца, из кругу мячом, песни пели – ето был полный фольклор. К вечеру явились наши парни, с надсмешками и подковырками, но нихто на них внимание не брал. А нам было так весело, такоя не забывается никогда. Я провёл себя со всеми вежливо и аккуратно, девчонкам ето понравилось, слухи прошли. Так то чё и не праздновать: со всеми вежливый, ласковый, обходительной, не то что наши эгоисты, всё им не так.
Выяснилось, что наши парни старались увести меня подальше от девок, потому что ре́вновали одну девку, именем Графира Филатовна Зыкова – красавица, дочь Филата Зыкова, врача-травника, терапевта. Етим парням толькя Зыкова фамилия[38] была не рóдство, поетому оне и ре́вновали, боялись потерять свою красавицу. Да, она была очень красавица, но была и очень гордая, а я гордых вообче не любил. Постепенно наши парни успокоились, поняли, что ихна красавица в безопасности.
Праздности продолжались весело, я к девчонкам вошёл в доверие, и оне забегали за мной, и родители заприглашали и поклоны запередавали. Мы жили у Ивона Максимовича, а жена у его Агафья Садофовна Ануфриева – двоюродна сестра Марине, жене Ивана Даниловича Берестова, – и брат Сергей Садофович, оне мне внушали: бери ту да другу́, та такая, а друга́ такая, но боле внушали, чтобы взял у Ивана Даниловича Вассу, что[39] рабоча[40], хозяйственна, порядошна. «Да, – я отвечал, – та хорóша, и друга́, и третья», а на уме думаю: «Сам разберусь».
За месяц празднования как-то мне пала на душу Марфа Фёдоровна Килина – красива, бóйкя, шу́стра, весёла, песельница, да и слух про её хороший: са́ма старша, вся работа на ней стоит, да и можно сказать, она и подняла всю семью на ноги. Везде успевала: на пашне, дома, да и са́ма быстрая вышивальница, вышивками обгородила всю отсовскую землю – три гектара, завела коров – обчим, самые хорошие успехи в дому – ето Марфа.
Первоя приглашение нас как гостей пообедать – ето было в праздник Успение Богородицы. Обед был прекрасный, но Марфа вела себя очень скромно и стыдилась меня, мне было очень неловко, да ишо при родителей. Родители – ето те самы, которы с Китаю: Фёдор Савельевич Килин и Татьяна Ивановна Мартюшева. Поженились оне в Бразилии, штат Парана́, город Понта-Гросса, деревня Санта-Крус, приехали оне в Уругвай в 1966 году. Все поехали в США – двадцать семей поехали в Уругвай: не поехали за доллара́ми, но поехали духовность сохранять. Даже был спор, что «вы поедете нищету ловить», но оне не слушали. Один пример был такой. Два брата, Потап и Павел Фёдоровичи Черемновы, двоюродны братьи Фёдору Савельевичу Килину, заспорили между собой. Старший брат Потап Фёдорович говорит младшему брату Павлу Фёдоровичу:
– Едете в Уругвай – ето нищета, последни штанишки отдай.
Павел отвечает:
– В США – души отдай.
Дядя Федос Тимофеевич Ревтов в Бразилии был представителям и руководителям и в Уругвае был первым проводником. Когда мне было пять лет, Федос Тимофеевич и Гаврила Кузнецов приезжали в Аргентину, где мы проживали четыре семьи, на разведку. И чу́дно, дядя Федос Тимофеевич ишо с России был знаком с дедом Фёдором Можаевым, и вот пришлось встретиться через столь много лет в Аргентине. Когда дядя Федос Тимофеевич с Гаврилом Кузнецовым приезжали, я чуть-чуть их помню, а Можаевы потом ездили к нему в гости. Вот и мне пришлось встретиться с нём в Уругвае и даже породниться: как ни говори, он Фёдору Савельевичу Килину родной дядя.
После тóго обеду у Марфе как-то при каждой встрече с Марфой я чувствовал себя неловко, сердце билось и что-то мне не хватало, не мог дождаться праздников, чтобы попраздновать вместе с ней, и она так же: как увидит меня, потупится и покраснеет. Но мы виду не показывали, но где ты скроешь! Все догадывались. Бывало, в праздники вечером играли во вдовца – ето так стоит круг девок и ребят, один всегда лишный, он или она, бегает вокруг, кого заденет – должен догнать и поймать. И вот часто приходилось: стоишь, девчонка бежит, заденет и убегает, и вот и догоняешь. Но интересно то: девка-то бежит дальше в лес, чтобы повеселиться наедине, да и чтобы посватал, но у мня уже сердце занято. Все красивы, все хорóши, но у меня одна са́ма дика козулькя и са́ма стеснительна, она с ума не сходила.
Дома Ивон с Агафьяй уговаривали меня, чтобы взял Вассу. Поняли, что у меня к Марфе отношение особое появилось, давай лить на Фёдора Савельевича: что он лентяй, жулик, исплотирывает[41] девчонок, что Марфа хорошая девчонка, но изнадсажёна, а мать Татьяна пьяница, засранка, сплетня – как будьто хуже их нету. Мне приходилось отвечать: «Да-да», но на уме думал: «Мне с ними не жить, а другой невесты мне не надо». Но оне влияли боле на Евдокею, и Евдокея говорила мне:
Ознакомительная версия.