Как-то моя приятельница, бывшая моя коллега (кстати, большая поклонница твоего таланта), проживающая в настоящее время в Киеве, зная историю моей неудавшейся личной жизни, писала в одном из писем ко мне, приводя строки из произведения поэтессы Сильвы Капутикян, касающиеся любви: "Любовь большую мы несли, но я к тебе, а ты к другой". И заканчивается стихотворение следующим образом: "Вот и живем мы так, любя, ты другую, я тебя". Дальше у нее в письме написано следующее: "Любовь не каждый может понять. Недаром все писатели пишут в своих произведениях: понять - это простить все обиды, а простить - снова любить и сохранить свою человеческую сущность, каков ты есть".
Все эти строки, изложенные выше, привели мои мысли к далекому прошломув военные годы. Отвечая тебе, Миша, на твое роковое для меня письмо, видя, вернее, чувствуя твое страшное душевное состояние, советовала тебе полюбить какую-нибудь девушку, которая могла бы вывести тебя из этого затруднительного положения. На что ты мне ответил следующее (цитирую написанное тобою 5 мая 1944 года в Румынии): "Зачем, Ольга? в силах ли слабая, хрупкая девичья рука сдержать коня, в безумстве мчащегося прямо в пропасть? Она погибнет вместе с ним. Вы, отдавшая мне всю прелесть своей чистой, непорочной души, Вы, отдавшая всю силу и обаяние своего тонкого ума на то, чтобы поддержать меня, - Вы не могли ничего сделать! Так что способен ли кто сделать это вообще?"
Однако прошло не так уж много времени и такой человек встретился на твоем пути... Об этом ясно и четко написано в твоем романе "Мой Сталинград". С какой нежностью и любовью ты пишешь о своей женушке Гале. Конечно же, она была достойнее меня быть с тобою рядом. Ею было завоевано это право (в прямом и переносном смысле), ибо она, как и ты, прошла ад военного кошмара.
Я с чувством благоговения отношусь к тем, кто прошел фронт, считая их просто святыми. Но если мужчинам порою было невмоготу, тяжко переносить все эти ужасы, то женщинам намного тяжелее. Поэтому я искренне склоняю голову перед светлой памятью Галины Андреевны, давшей тебе счастье, подарившей двух милых дочерей, которые тебя радуют и по сей день. Да еще имеешь славную внучку, приносящую, естественно, тебе много радости. Короче: у тебя есть стимул жизни, а посему ты, друг мой необыкновенный, должен долго жить! Твой талант нужен людям, и я от всей души желаю тебе успешной работы над твоим произведением.
24 апреля два года со дня кончины моей незабвенной мамочки. Вспомнилось, как она сказала мне в те далекие военные года, когда тобою было сделано предложение, а с моей стороны дано согласие: "Вот так, я сменила русскую фамилию на украинскую, а ты сменишь - наоборот..." (у нее было как будто предчувствие, что ты останешься жив).
Мама моя, Мария Михайловна, русская ведь, между прочим, землячка С.А. Есенина (на Украине проживать стала только с тринадцати лет, фамилия у нее была - Крылова).
У папы моего мать до замужества носила фамилию Ермакова (тоже русская, но родилась на Украине, была светлая, с вьющимися волосами), а вот дедушка мой был типичный украинец: чернявый, с карими глазами (от цвета его глаз мне, видимо, достались коричневые точки в моих глазах, которые ты, Мишенька, образно называл "камушками"). Дети, трое их было, пошли все в маму, никто не унаследовал отцовских глаз. Умер дедушка рано, когда папе моему, самому старшему из детей, исполнилось всего шестнадцать. Папа вспоминал о моем дедушке, что был он красив (бабушка также была хороша), говорил всегда по-украински, в семье все пели, исполнялись украинские песни традиционно.
Вот в какие далекие времена забралась я в своих воспоминаниях. Все собиралась рассказать тебе при встречах о своих родословных, да не суждено было...
Папа любил рассказывать о родных, о многочисленных родственниках, обладал своеобразным даром рассказчика интересного, умел многих скопировать, был с большим юмором - это досталось ему от его мамы: она хотя и была совсем неграмотная, однако наделена артистическими данными.
В доме у нас не скучали. Папа играл на всех инструментах, мама - на гитаре и пианино, а меня никак не могли приобщить к искусству, несмотря на то что имела музыкальный слух, обладала небольшим голосом, очень любила старинные романсы, естественно, и украинские песни. У папы был приятный баритон, иногда он, взяв в руки гитару, заставлял петь и меня, аккомпанируя мне, а также и подпевая (вторил), у него был абсолютный слух.
Может быть, ты помнишь, Миша, что на Сумском ликероводочном заводе был струнный оркестр (папа им руководил и сам, конечно, играл, и мама тоже). Кроме оркестра был драматический кружок (маме приходилось в нем суфлировать), порою смеялись до слез - "артисты" ролей не знали, толклись ближе к суфлеру, не расслышав, все перевирали. Часто вспоминали семьей твоего брата Алексея- Леню, который обладал талантом игры на сцене, держался весьма уверенно. Помнится, он участвовал в пьесе "Пустяковые дела", прекрасно справился со своей ролью, все хохотали. А была постановка эта осуществлена перед самой войной, в канун 1 мая 1941 года. Помню, ты говорил, что тоже присутствовал в клубе, но мы тогда еще не общались с тобою, все произошло позже... Знали мы о том, что очень хорошо пела Анастасия Николаевна, обладая чистым, красивым голосом до самих солидных лет. В общем, вы все талантливы - пожалуй, каждый в своем роде (вот только не знаю, каким талантом обладал твой брат Александр Николаевич)... Всегда с горечью и сожалением вспоминали о гибели Лени, от души жалели Фросю, оставшуюся вдовой с двумя детьми на руках. Обидно очень, что ты, Миша, так и не смог выбрать время, чтобы посетить место, где похоронен Леня, - светлая память и вечный покой!
Еще вспомнилось мне, как перед войной, будучи в кинотеатре "Комсомол", он подошел к нам (я была с родителями на просмотре фильма "Заключенные") такой веселый, жизнерадостный, общительный... И такая печальная судьба. Вспомнила и то, как вы вдвоем с папой собирались на рыбалку (уже во время войны), а мы с тобой в кино, но так и не удались нам эти мероприятия - у тебя не оказалось времени...
Буду заканчивать. 14 апреля написала тебе поздравительную открытку, весьма обстоятельную, а потом решила еще и письмо (также получилось обширное) - сегодня уже 22-е. Одновременно высылаю в данном конверте небольшой тебе подарок к празднику Победы: календарь (теперь уже на русском языке купила) с чудным видом природы и календарик с симпатичной собачкой. Прошу подтвердить получение.
Ты, Мишенька, хотя и очень занят делами, мой милый, но по натуре быстрый (короче говоря - шустрик, не то что я - мямлик), поэтому сможешь по-быстрому, как говорится, черкнуть мне пару слов. Было время, когда и я была быстрая, шустрая, неугомонная, особенно в детстве. Дедушка мой говорил: "Наш пострел везде поспел". А сейчас медлительная очень, к тому же основательно нездорова.
