Совсем темно. Черным силуэтом с крестом рисуется церковь. Едет кавалерия.
Идем размещаться на ночь. Около хат спор, ругань.
"Мы назначены сюда,- это наш район! Здесь корниловцы, а не артиллеристы!" Артиллеристы не пускают. Шум. Брань.
Все-таки корниловцы занимают хаты. Артиллеристы, ругаясь, крича, уходят.
Хата брошена. Хозяева убежали. Раскрыт сундук, в нем разноцветные кофты, юбки, тряпки. На стенах налеплены цветные картинки, висят фотографии солдат. В печке нетронутая каша. Несут солому на пол. Полезли в печь, в погреб, на чердак. Достали кашу, сметану, хлеб, масло. Ужинают. Усталые солдаты засыпают вповалку на соломе…
Утро. Кипятим чай. На дворе поймали кур, щиплют их, жарят. Верхом подъехал знакомый офицер В-о. "Посмотри, нагайка-то красненькая!" - смеется он. Смотрю: нагайка в запекшейся крови. "Отчего это?" - "Вчера пороли там, молодых. Расстрелять хотели сначала, ну а потом пороть приказали".- "Ты порол?" - "Здорово, прямо руки отнялись, кричат, сволочи",- захохотал В-о. Он стал рассказывать, как вступали в Лежанку с другой стороны.
"Мы через главный мост вступили. Так, знаете, как пошли мы на них,- они все побросали, бегут! А один пулеметчик сидит, строчит по нас и ни с места. Вплотную подпустил. Ну, его тут закололи… Захватили мы несколько пленных на улице. Хотели к полковнику вести. Подъехал капитан какой-то из обоза, вынул револьвер… раз… раз… раз - всех положил, и все приговаривает: "ну, дорого им моя жинка обойдется". У него жену, сестру милосердия, большевики убили…"
"А как пороли? Расскажи!" - спросил кто-то.
"Пороли как? - Это поймали молодых солдат, человек двадцать, расстрелять хотели, ну, а полковник тут был, кричит: всыпать им по пятьдесят плетей!
Выстроили их в шеренгу на площади. Снять штаны! Сняли. Командуют: ложись! Легли.
Начали их пороть. А есаул подошел: что вы мажете? Кричит, разве так порют! Вот как надо!
Взял плеть, да как начал! Как раз. Сразу до крови прошибает! Ну, все тоже подтянулись. Потом по команде: "встать!" Встали. Их в штаб отправили.
А вот одного я совсем случайно на тот свет отправил. Уже совсем к ночи. Пошел я за соломой в сарай. Стал брать - что-то твердое, полез рукой - человек!… Вылезай, кричу. Не вылезает. Стрелять буду! - Вылез. Мальчишка лет двадцати…
"Ты кто,- говорю,- солдат?" - "Солдат".- "А где винтовка?" - "Я ее бросил".- "А зачем ты стрелял в нас?" - "Да как же, всех нас выгнали, приказали".- Идем к полковнику. Привел. Рассказал. Полковник кричит: расстрелять его, мерзавца! Я говорю: он, господин полковник, без винтовки был. Ну, тогда, говорит, набейте ему морду и отпустите. Я его вывел. Иди, говорю, да не попадайся. Он пошел. Вдруг выбегает капитан П-ев, с револьвером. Я ему кричу: его отпустить господин полковник приказал! Он только рукой махнул, догнал того… Вижу, стоят, мирно разговаривают, ничего. Потом вдруг капитан раз его! Из револьвера. Повернулся и пошел… Утром смотрел я - прямо в голову".
"Да,- перебил другой офицер,- я забыл сказать. Знаете, этих австрийцев, которых мы не тронули-то, всех чехи [51]перебили. Я видал, так и лежат все, кучей".
Я вышел на улицу. Кое-где были видны жители: дети, бабы. Пошел к церкви. На площади в разных вывернутых позах лежали убитые… Налетал ветер, подымал их волосы, шевелил их одежды, а они лежали, как деревянные.
К убитым подъехала телега. В телеге - баба. Вылезла, подошла, стала их рассматривать подряд… Кто лежал вниз лицам, она приподнимала и опять осторожно опускала, как будто боялась сделать больно. Обходила всех, около одного упала, сначала на колени, потом на грудь убитого и жалобно, громко заплакала: "Голубчик мой! Господи! Господи!…"
Я видел, как она, плача, укладывала мертвое, непослушное тело на телегу, как ей помогала другая женщина. Телега, скрипя, тихо уехала…
Я подошел к помогавшей женщине…
"Что это, мужа нашла?"
Женщина посмотрела на меня тяжелым взглядом. "Мужа",- ответила и пошла прочь…
Зашел в лавку. Продавец - пожилой, благообразный старичок. Разговорился. "Да зачем же нас огнем встретили? Ведь ничего бы не было! Пропустили бы, и все".- "Поди ж ты,- развел руками старичок…- все ведь эти пришлые виноваты - Дербентский полк [52]да артиллеристы. Сколько здесь митингов было. Старики говорят: пропустите, ребята, беду накликаете. А они все одно: уничтожим буржуев, не пропустим. Их, говорят, мало, мы знаем. Корнилов, говорят, с киргизами да буржуями. Ну, молодежь и смутили. Всех наблизовали, выгнали окопы рыть, винтовки пораздали… А как увидели ваших, ваши как пошли на село, бежать. Артиллеристы первые,- на лошадей, да ходу. Все бежать! Бабы! Дети! - старичок вздохнул.- Что народу-то, народу побили… невинных-то сколько… А из-за чего все? Спроси ты их…"
Я прошел на главную площадь. По площади носился вихрем, джигитовал текинец.
Как пуля, летала маленькая белая лошадка, а на ней то вскакивала, то падала, то на скаку свешивалась до земли малиновая черкеска текинца.
Смотревшие текинцы одобрительно, шумно кричали…
Вечером, в присутствии Корнилова, Алексеева и других генералов, хоронили наших, убитых в бою.
Их было трое.
Семнадцать было ранено.
В Лежанке было 507 трупов.
На Кубани
Из Ставропольской губернии мы свернули на Кубань.
Кубанские степи не похожи на донские, нет донского простора, шири, дали. Кубанская степь волнистая, холмистая, с перелесками. Идем степями. Весна близится. Дорога сухая, зеленеет трава, солнце теплое…
Пришли в ст. Плотскую, маленькую, небогатую. Хозяин убогой хаты, где мы остановились,- столяр, иногородний. Вид у него забитый, лицо недоброе, неоткрытое. Интересуется боем в Лежанке.
"Здесь слыхать было, как палили… а чевой-то палили-то?"
"Не пропустили они нас, стрелять стали…" По тону видно, что хозяин добровольцам не сочувствует.
"Вот вы образованный, так сказать, а скажите мне вот: почему это друг с другом воевать стали? из чего это поднялось?" - говорит хозяин и хитро смотрит.
"Из-за чего?… Большевики разогнали Учредительное собрание, избранное всем народом, силой власть захватили - вот и поднялось". Хозяин немного помолчал. "Опять вы не сказали… например, вот, скажем, за что вот вы воюете?"
"Я воюю? - За Учредительное собрание. Потому что думаю, что оно одно даст русским людям свободу и спокойную трудовую жизнь".
