тираны и рабы могут радоваться его смерти. А «тираны и рабы» утверждали, что тот, кто заразится бреднями Байрона, погибнет навеки, что «стихотворения его исполнены смертоносного яда», «философии, которую изрыгает один только ад». Реакционеры считали поэзию Байрона, насыщенную мыслью и богатую философскими вопросами, особенно пагубной для молодежи, а для передовых людей тридцатых годов Байрон казался каким-то духом, боровшимся за угнетенное человечество, «с огнеперым шлемом на голове, с пламенным мечом в руке» (Белинский). В годы, следовавшие за восстанием 14 декабря, байронизм приобретает в России политический оттенок. Плащ Чайльд-Гарольда делается символом революционного протеста, как «красный колпак» был символом французской революции. Имя изгнанника Байрона перекликается с образом собственных изгнанников. «Принцем-изгнанником» назвал Байрона Мюссе, а в Москве, на Садово-Самотечной, в Спасском переулке, близ Каретного ряда, «у графинь Чернышевых портрет лорда Байрона» «висит в изголовье», «что у добрых-де людей икона», злословили в старой дворянской Москве. Семья Чернышевых - декабристская семья. С А. Г. Муравьевой (женой Никиты Муравьева, автора конституции Северного общества; урожденной Чернышевой) Пушкин отправил свое послание в Сибирь, на которое ответил Александр Одоевский.
Джордж Гордон Байрон.
Рисунок Джорджа Хирлоу.
Быть только писателем Байрону казалось мало: он рвался к политической борьбе. Прочитав дневники Байрона с биографическими комментариями его друга, Лермонтов писал:
Я молод, но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел:
Душой я сходен с ним,
О! Если б одинаков был удел!…
В тексте стихотворения много поправок. В приведенной второй строфе изменена третья строка. Но первоначальный вариант «Душой я сходен с ним» точнее отвечал реальному соотношению сил. О родстве душ с Байроном пишет мальчик, ничего еще не свершивший, говорит о поэте, которого современники считали Прометеем XIX столетия. Первоначальная формулировка находится в соответствии со всем содержанием строфы, где младший мечтает достигнуть величия старшего.
Представляет интерес и черновая «обмолвка» Лермонтова в первой строке третьей строфы. В окончательной редакции она читается так: «Как он, ищу забвенья и свободы», а первоначально было совершенно конкретно с политической окраской: «Как он, ищу в стране моей свободы». Эта обмолвка особенно характерна для Лермонтова в 1830 году с его исключительным интересом в тот период к политике.
Лермонтов одновременно знакомился и с личностью Байрона через дневник, и с его творчеством в подлинниках, с творчеством, возможно, несколько раньше, об этом свидетельствует появление английских эпиграфов из произведений Байрона.
Как и прошлым летом, Лермонтов подолгу бродит в парке. Но теперь любит ночь. Его влечет звездное небо. Он не отводит глаз от меланхолического мерцанья звезды; остановившись на берегу, любуется ее отражением в зеркальной поверхности пруда: «Светись, светись, далекая звезда, //Чтоб я в ночи встречал тебя всегда». («Звезда», 1830). Вспоминает, что Байрон назвал луну «скорбной звездой»: «Бессонных солнце скорбная звезда…» И «бессонному» мальчику кажется, будто и о нем думал Байрон, когда писал о бессонных встревоженных душах, которым солнце заменяет луна. Вырастая в собственных глазах, меняет третью строку второй строфы и пишет: «У нас одна душа, одни и те же муки!»
У ПИСЬМЕННОГО СТОЛА МИСТЕРА ВИНСОНА
К весне 1830 года Лермонтов, как мы видели, овладел английским языком настолько, что мог свободно читать. После смерти Жандро, умершего в августе 1829 года, у него гувернер англичанин.
Разорившийся финансист мистер Винсон приехал в Россию поправить свои материальные дела, временно стал гувернером, обрусел, превратился в Федора Федоровича Виндсона, как удобнее было произносить его фамилию москвичам, и женился на немке из богатой московской семьи Бертельс. Голубым глазам жены своего гувернера Лермонтов посвятил стихотворение в одном из не дошедших до нас альбомов. Быть может, альбом когда-нибудь найдется, а пока мы знаем это из семейных преданий.
Одна из правнучек Виндсона и поныне живет в Москве. Виндсон пользовался исключительным уважением в доме Арсеньевой, а его юная жена Варвара Ивановна - особой любовью хозяйки. Виндсонам был отведен целый флигель, Арсеньева поддерживала с Варварой Ивановной связь и в дальнейшем. Вместе с ней гадала на картах, и всегда получалось Мишеньке червонный интерес, тайное недоброжелательство пикового короля и дальняя дорога.
Федор Федорович Виндсон - сложная и противоречивая фигура. Закончив свою деятельность гувернером в доме министра просвещения
Уварова, вернулся к финансовым операциям и широко жил. Но когда умер глубоким стариком, оставил семью без гроша. Ящики его большого письменного стола были полны долговых обязательств: он был игрок! Его вдова поступила на службу, гувернанткой была и его старшая дочь. Красивая и образованная, она вышла замуж за старшего сына семьи Кривцовых, у которых жила, и Виндсоны породнились со старинным русским дворянством, с родом, к которому принадлежал декабрист Кривцов [4].
Ф. Ф. Виндсон.
Фотография, полученная от его правнучек.
Когда появился новый гувернер, Лермонтова поразило привезенное им громадное количество английских книг. Юноша начал их поглощать, овладевая одновременно незнакомым языком. Говорить свободно по-английски он так и не смог: но, зная французский и немецкий, быстро научился читать и понимать прочитанное. Перед русским поэтом открылась сокровищница английской литературы.
У письменного стола Виндсона, в его кабинете во флигеле на Малой Молчановке, у стола, который, кстати сказать, до сих пор стоит в квартире его покойной правнучки в одном из переулков старого Арбата, между Лермонтовым и гувернером происходили споры при выборе книг: что читать? Лермонтова тянуло к Байрону. Особенно пленяли «восточные» поэмы - «Гяур», «Абидосская невеста», «Корсар», «Ла-ра». Их герой близок ему по духу - одинокий отважный человек, гордо отвергающий общепринятую лицемерную мораль. Гувернер, строгий, несколько чопорный, завсегдатай Английского клуба, самого аристократического клуба Москвы, не одобрял увлечения своего воспитанника произведениями, полными бунтарской философии. Покачивая головой, повторял: «Мишель, Мишель, вы плохо кончите!»
Байрон был провозглашен литературной звездой первой величины на континенте во Франции, Италии, России, но не у себя на родине. Популярностью в Англии пользовались поэты «Озерной школы», как прозвали ранних английских романтиков Вордсворта (1770 - 1850) и Кольриджа (1772 - 1839) вместе с примыкавшими к ним поэтами, хотя сами Вордсворт и Кольридж существование такой школы отрицали. Им нравилось жить вдали от Лондона и странствовать пешком по прекрасным берегам озер Англии, напоминавшей в то время огромный зеленый сад, раскинувшийся под бледно-голубым небом. (Отсюда название «Озерной школы».) В уединении они погружались в мир природы и в глубины собственного духа.
Поэзия ранних английских романтиков богата новыми формами стиха. В одной строке они сочетали двухсложные и трехсложные стопы, широко пользовались
