Ознакомительная версия.
В больнице им пришлось разрезать мой конёк ножницами. Это был красивый чистый разрез. Мне сказали, что я буду носить лонгет, который доходил мне до промежности, два с половиной месяца. Он совсем не походили на ту лонгету для ходьбы, которую мне наложили год назад и мне пришлось пользоваться костылями. Мне было очень жаль себя.
Все чего мне хотелось, это поскорее лечь в постель и поплакать. Но мы застряли в большой пробке на скоростной автомагистрали на Лонг-Айленде. Медленно продвигаясь вперед, мы увидели страшную автокатастрофу, в которой пострадали более двадцати машин. Несколько человек умерло. Получалось, что авария произошла как раз тогда, когда я бы ехал с игры, если бы не попал в больницу. Кто знает, что бы случилось, если бы я отыграл всю игру? Я верю в судьбу — в то, что все имеет свою причину — но я не настолько сильно увлечен этим, как кто-нибудь вроде Ширли Маклейн. Если вы думаете о судьбе слишком много, кофе остынет и вы пропустите десерт.
На следующий день я посетил специалиста ортопеда, который сказал мне, очень откровенно, что есть вероятность того, что моя нога на срастется как надо и будет на три дюйма короче левой! Если это произойдет, то ее придется ломать снова. Никогда, подумал я. Мне совсем не хотелось стать инвалидом или иметь дефект. Впервые в жизни, я понял, что смертен. И со мной действительно может случится что-то ужасное.
Те два с половиной месяца, что я провел в своей комнате, были невероятно паршивыми. Мои костыли стали замком для двери. Я подставлял их под ручку двери, пока я постоянно мастурбировал, разглядывая журналы с девочками. Мне было больно, но я все еще чувствовал ужасное возбуждение. Много раз я испытывал эрекцию, потому что шина вызывала во мне чувство покорности и из-за красивых женщин из журнала. Ощущая беспомощность, я терся своим пенисом о любой мягкий материал, который мог найти и орошал его своим семенем.
Моя хоккейная форма была единственной вещью, поддерживающей мой разум в этой маленькой, тоскливой комнатке. Она висела с обратной стороны двери и я считал ее единственной вещью, придающей мне ценность, как человеку. Я никогда не забуду тот день, когда мне пришлось отдать ее. Я мог понять, что команде нужно заполнить пустое место в списке. Мне говорили, что это временно, но я не хотел расставаться с моей формой. Пришел отец другого ребенка, чтобы забрать ее. Я был раздавлен и он видел это по моему лицу. Он посмотрел на меня и сказал моей маме: «Мне очень жаль, Ширли, что приходится делать это». Когда он забрал форму, он забрал частицу меня. Я почувствовал себя опустошенным. Теперь я был ничто.
Я все еще приходил на каток и смотрел, как играют мои товарищи по команде. Они говорили мне, что я все еще один из них, но я никогда не верил им и не чувствовал этого. Когда я покинул раздевалку, другой парень стал носить мою форму.
Я не мог ходить в школу, поэтому ко мне приходил учитель на дом. Однажды он попросил меня написать рассказ. В очень сдержанном, точном стиле я написал сексуальный рассказ о мальчике, имевшим половый отношения с большим количеством женщин. Парень принимал наркотики и постоянно мастурбировал. Женщины так и падали на него и пресмыкались перед ним. Затем группа женщин связала его. Парень был беспомощен и полностью послушен им, так же, как я был беспомощным и послушным в своей лонгете. В конце юноша заснул у колеса автобуса и погиб. Не надо говорить, что учитель был в шоке.
Спустя годы, когда я стал сниматься в порнофильмах, я стал нюхать кокаин, пытаясь достичь этого состояния предельной покорности. Я брал немного коки и сначала клал его в нос. Затем я клал немного порошка в ром и затем в анус. Кайф был огромным. Все три моих отверстия были онемевшими и послушными одновременно, пока я пытался достичь полного оргазма. Иногда я подходил очень близко, но синхронизация была жесткой.
Кокаин — белый. Он поступал в опрятном меленьком пакетике, похожем на кусок мыла. Мне кажется, я пытался отмыться и очиститься. Я пытался снова вернуться в таинственность, уединенность секса, то чем он был до появления порно. Я клал кокаин на зеркало и доставал какой-нибудь модный журнал, вроде Космополитен. Я просматривал журнал, пытаясь найти женщину, которую действительно хотел. Я представлял себе идеальную женщину, которую я не мог иметь в жизни. Возможно, я пытался наказать себя, но я думаю не за то, что я снимался в порнофильмах. А, наверное, за то, что потерял романтическое представление о любви. Я фактически потерял интерес к кино. Когда на мне была та лонгета, я чувствовал блаженную покорность, то что я потеряю позже.
Когда, наконец, лонгету сняли, моя нога напоминала ногу скелета. Мне все еще нужны были костыли. Я знал, что на следующий день моя команда уезжала играть в Сиракузы. Больше всего на свете я хотел уехать с ними. Большой Майк привел меня на каток. Мне было очень больно, но я, прихрамывая, подошел к нападающим без костылей, улыбаясь, просто, чтобы показать, как я крут. Восстановление спортивной формы — процесс очень медленный. Только через четыре месяца мне разрешили присоединиться к команде во время перерыва и проехаться по льду. Мне дали новый номер и я вернулся в команду в конце сезона.
Таким образом, я ломал ногу два года подряд. Я никогда не верил, что такое со мной может случиться. Смерть вызывала во мне всепоглощающий ужас. Я помню, как мы ехали после игры с Рейнджерсами, по Океанскому бульвару. Мы проезжали Вашингтонское кладбище около авеню М. Увидев могильные плиты, я очень испугался. Но как я мог объяснить отцу, почему я плачу? Как мне было сказать ему, что я знаю, что однажды умру и не собирался всегда быть при отце или играть в хоккей? Но как-то я все-таки сказал ему об этом и отец ответил: «Забудь об этом. Ты не умрешь». Но я знал правду, даже молодой динозавр умер.
На второй год после травмы я играл даже лучше. Именно тогда я встретил Винни, который до сих пор является моим близким другом. Он итальянец, сейчас он лысеет и переживает об этом каждый день своей жизни. Он жесткий парень, но открыт для меня. Он сказал мне, что, на самом деле, я единственный человек, перед кем он плакал. Я всегда отмечал интригующую мягкость и нежность под его довольно жестким внешним видом.
Когда мы были подростками, Винни и я разъезжали на его стареньком Le Mans и «подбрасывали» девчонок. Я никогда не забуду один день: мы курсировали по авеню Кони Айленд, разговаривая с двумя такими девчонками, когда, совершенно неожиданно, мы услышали визг. Автомобиль врезался нам в тыл, так как он ехал со скоростью наверное 55–60 миль в час. Вся задняя часть машины Винни была смята до самых сидений, но мы не получили ни царапины. Мы посмотрели друг на друга, обрадованные тем, что спаслись и обнялись. Это было впервые, когда мы показали свои чувства.
Ознакомительная версия.
