так богата история, – это то, что все были казнены в полном соответствии с правилами, введенными как раз Робеспьером. Это Робеспьер протолкнул «объявление вне закона» – чтобы избежать и пародии на суд. Требовалось лишь удостоверить личность пойманного супостата, объявленного вне закона, – и можно тащить его на гильотину. Как с Робеспьером и прочими и поступили…
С террором было покончено раз и навсегда – какими бы мотивами это ни было вызвано.
(На протяжении следующего столетия Францию трясло изрядно. Чуть ли не двадцатилетняя война Наполеона со всей Европой, несколько войн гораздо меньшего размаха. Целых три революции – точнее говоря, исключительно парижские бунты, но такое уж значение для страны имел Париж, что из-за тамошних заварушек трижды лишались корон монархи, менялись правящие династии, республика утвердилась окончательно только со второй попытки. Крови и слез было пролито немало, но вот массового террора никогда больше не было. Именовавшаяся Парижской коммуной банда уничтожила тысячи невинных людей и разрушила десятки исторических зданий – но все ограничилось одним Парижем, наглухо отрезанным правительственными войсками от остальной Франции, где было тихо и спокойно (а мятеж марсельской шпаны раздавили в считаные дни)).
А пока двери тюрем распахнулись, заключенные выходили на свободу (подозреваю, вместе с «врагами народа» проскользнуло немало и чисто уголовного элемента, во времена огульного реабилитанса всегда так и бывает). Оказались на свободе и Жозефина де Богарне с Мари Ленорман.
Мари, не теряя времени, взялась за перо и чернила, сочиняя очередной бестселлер о своем успешном гадании. Само по себе чудесное спасение от тюрьмы и гильотины было неплохим поводом для пиара: в те времена считалось очень гламурным предстать в облике человека, со дня на день ждавшего казни, но уцелевшего из-за свержения Робеспьера. Как и следовало ожидать, появилась масса самозваных «узников».
Ну а у мадемуазель Мари имелась еще в рукаве парочка козырных тузов. Не закончив книгу, она принялась рассказывать всем и каждому содержание будущего бестселлера: увлекательная история о том, как она предсказала скорую смерть заявившемуся в сопровождении «ангела смерти» Сен-Жюста кровавому Робеспьеру, как он едва не рухнул со стула, теряя сознание, как, придя в себя, распорядился бросить ворожею в темницу и казнить как можно быстрее, но она нисколечко не пала духом, поскольку в тюрьме предсказала и 9 термидора. Посредством той самой высшей математики, мадам и месье!
Позднее, уже в начале XX века, премьер-министр Клемансо скажет по другому поводу: «Нет ничего легче предсказывать то, что уже было». Даже если допустить, что Робеспьер и в самом деле приходил к знаменитой гадалке, от названной самой Ленорман даты визита до ее ареста прошло месяца два. Плохо верится, что Робеспьер копил злобу целых два месяца, прежде чем решил гадалку все же извести. К тому же о роковой девятке пик было известно исключительно со слов самой Ленорман. По чисто техническим причинам ни Робеспьер, ни Сен-Жюст уже ничего не могли ни подтвердить, ни опровергнуть. Однако добрые парижане охотно верили Ленорман, и к ней вновь потянулся поток клиентов…
Вторым ее козырным тузом была Жозефина, со всем пылом души поверившая в магические искусства Ленорман. Как-никак все сбылось – и большое горе, то есть казнь мужа, присутствовало (ну, правда, не такое уж и большое, с нелюбимым мужем Жозефина давненько жила раздельно), и уцелела посреди кровавого хаоса…
Денег от Жозефины ворожея не получила ни гроша. Их у Жозефины попросту не было: все деньги и имущество мужа революционные власти конфисковали, и вернуть их было не так-то просто. Это конфискацию можно было быстренько устроить с помощью написанной на клочке бумаги пары строк и неразборчивой подписи, а вот для того, чтобы конфискованное вернуть, требовались долгие и утомительные хлопоты – хождение по бюрократическим коридорам, груда бумаг… Так что первое время после освобождения Жозефина жила исключительно в долг (правда, на широкую ногу – со снятым внаем особняком, конюшней, прислугой и даже коровой, купленной ради парного молочка, – в ту пору многие районы Парижа напоминали обычную деревню, и коров держали даже богатые люди, так было гораздо проще, чем ждать молочницу, которая к тому же могла и подлить в молоко водички).
Однако порой важнее денег бывают знакомства и связи – а уж их-то Жозефина обеспечить могла. Прежнего высшего света уже не было, но свято место пусто не бывает: если исчезает или резко уменьшается в количестве прежняя элита, быстренько набегут претенденты на ее роль из разбогатевших выскочек. Так что в Париже по-прежнему существовал «цвет общества», где каждый был потенциальным заказчиком прорицаний и пророчеств.
Вполне логично, что, когда Жозефина очень быстро пришла погадать, умница Мари о деньгах и не заикалась. И рассчитала все правильно: они с Жозефиной стали самыми настоящими подругами, связанными и удачными предсказаниями, и горьким опытом тюремной камеры. Ленорман (и это уже не выдумки, а реальность) очень быстро стала поверенной Жозефины во всех делах, в том числе и любовных – Франция, о-ля-ля!
Во всем происходящем самым причудливым образом переплелись интриги, золото и любовь. Читателю следует со смирением вынести очередное обширное историческое отступление: во-первых, это интересно, во-вторых, напрямую касается нашей парижской Сибиллы.
Наполеон потом напишет: «Только здесь среди всех других мест на свете женщина может поразмышлять о власти. В Париже женщине требуется всего полгода, чтобы узнать, что ей полагается и какой в действительности может быть ее империя! Здесь женщины прекраснее, чем где бы то ни было еще в мире. Они – всепоглощающее дело жизни в Париже!»
Будущий император был совершенно прав. Пожалуй, нигде больше в мире женщины не оказали такого влияния на ключевые моменты Большой Истории, как во Франции. Не у одного европейского короля (и русского императора) случались любовницы, получавшие большое влияние на государственные дела, а то и большую политику, но Франция – это нечто иное, что-то особенное. Судите сами…
Вряд ли внимательный читатель успел забыть романтическую пару, о которой писалось выше: молодую красавицу двадцати одного года, приговоренную к смерти, и влюбленного в нее революционного деятеля, который, спасая девушку, стал одним из инициаторов свержения Робеспьера. Теперь самое время назвать имена: Жан-Ламбер Тальен (кстати, ровесник Наполеона, обоим тогда было по двадцать шесть лет) и Тереза Кабарюс, по мужу де Фонтене.
Часто случается: те, кто играл главную роль в свержении старого режима, еще не становятся автоматически руководителями нового. Так произошло и на этот раз: из четырех членов покончившей с Робеспьером хунты высокое положение занял только один из них, Баррас, став членом Директории – новоучрежденного правительства из пяти человек. Ну как-то так
