Мы покидаем теперь склоны Аруна, переходя к Барун Кхола, вверх по течению которой будем подниматься до питающего ее ледника. Начинается довольно крутой спуск. Один из носильщиков роняет свой груз, который скользит и останавливается значительно ниже тропы. Несчастный спускается и, погружаясь в снег до пояса, с большим трудом тащит его вверх. В конце концов он выползает на четвереньках, волоча ящик за собой. Сколько труда и за какую плату!
Справа от нас громадные кулуары со следами прошедших лавин. Некоторые шириной более двухсот метров. Задерживаться в этих местах не стоит, тем более что кулуары еще полны снега, а солнце уже пригревает. И вновь тревога: ведь носильщикам придется четыре раза проходить этот путь, чтобы перенести все грузы.
Устанавливаем лагерь в лесу рядом с местечком, носящим название Мумбук. Лагерь, как всегда, на снегу, но здесь, среди Деревьев, снег кажется менее враждебным.
Приходят первые носильщики, спешно снимают свои тюки и торопятся нарезать веток для бивака. Нависающие скалы быстро используются как приюты, где группируются члены одной семьи или жители одной деревни. Последние носильщики добираются в темноте. Сегодня этап был исключительно длинен, но никто не ворчал. Все хотели поскорее добраться до леса. После биваков на гребне лес ― это уютная гавань, это пляшущий и гудящий огонь, это вновь сносные условия.
Мы проведем в Мумбуке три дня, так как значительная часть нашего багажа еще свалена перед перевалом. Пока Жакоб и Моска спускаются к берегу Баруна, на тысячу метров ниже, чтобы проделать тропу на очень крутых склонах (японцы в прошлом году здесь навешивали перила), носильщики и свободные шерпы поднимаются на перевал для нового «челнока». Снова снег. Первая партия возвращается вскоре после полудня. Носильщики идут как всегда босые, для надежности. Снег падает все сильнее и сильнее.
К 17 часам появляются два новобранца из Седоа, замерзшие, обессилевшие. Один из них ― на спине носильщика. Мы направляем бедняг, дрожащих как осиновый лист, на кухню, где непрерывно пылает гигантский костер. Кок потчует их обжигающим чаем. Они довольно быстро приходят в норму (какая невероятная выносливость!) и немедленно уступают место вновь прибывшим. В наступающей темноте, рассекаемой порывами снежных вихрей, приход последних людей кажется кошмаром.
Наконец все пришли, кроме трех шерпов, замыкающих колонну. Ужин в этот вечер оканчивается быстро. В уютной палатке, установленной в стороне, на небольшой возвышенности, мы болтаем с Жоржем Пайо, наслаждаясь теплом пуховых спальных мешков. Говорим о трудностях походов, о незавидной доле носильщиков, плохо защищенных от снега, продолжающего падать большими хлопьями, об опасности неизбежных лавин, обо всем, что нас ожидает наверху, на Ребре... Начинаем философствовать. Какая страсть бросает нас на такие авантюры? Страсть-это любовь, но также и страдание. Любим ли мы страдание?
Снаружи какой-то шум, неясные шаги, заглушенные голоса. Не все, значит, легли? Узнаю голос Пари. Тревога, всегда притаившаяся в моем сознании, заставляет меня подняться. Открываю молнию входа. Пари здесь. Нагнувшись, он сообщает, что пришли наши шерпы. Немного ниже перевала они обнаружили на тропе бесчувственное тело носильщика, без груза, по-видимому, мертвого.
Маршаль и Пари одеваются, хватают аптечку и, сопровождаемые шерпами, уходят в ночь. Может быть, он еще жив? Буря не утихает. Деревья в сплошной пелене усилившегося снегопада кажутся привидениями.
Это новое испытание меня подавляет. С тревогой ожидаю возвращения друзей. Но вот полночь. Они приходят. Носильщик умер. Маршаль объясняет: этот человек не входил в состав экспедиции. Он пришел прямо из Седоа, потратив более трех дней, чтобы догнать караван и наняться. Голодный, плохо одетый, усталый до изнеможения. Буря на перевале его прикончила. Вот новый сюжет для размышлений! Всю ночь не могу сомкнуть глаз. Разве такая драма обычна? Возможно ли в наши дни умирать полуголым в снегу за десять рупий в день? Меньше шести франков... Что мы приносим этим простым людям? Материальные блага? Новые запросы? Жизнь? Смерть?
Наступающий день не кладет конец моим вопросам и моим заботам. Нет, я за это не отвечаю. Он не принадлежал.к нашему каравану, и во всяком случае в экспедиции только сагибы и шерпы застрахованы. Может быть, мы можем для компенсации вручить его семье, члены которой (кажется, сын и брат) входят в наш состав, какую-то сумму денег? Да... конечно, но ведь не деньгами оплачивается жизнь.
Около лагеря, под деревьями, мы соорудили немудреный костер и кремировали тело. Ужасное, хватающее за душу зрелище. Уже ранее, во время подходов к Жанну, я присутствовал на подобной церемонии: кремировали женщину в какой-то деревне. Но я был лишь зрителем, а не участником. Наш наик Септен, выполняя обязанности ламы, читает ритуальные молитвы, расхваливает покойного, чтобы боги подготовили перевоплощение медленно сгорающего тела. Здесь же, среди шерпов и носильщиков, стоят сын и брат. Лица серьезные, но без слез и чрезмерного проявления горя. Счастливые верующие, черпающие спокойствие в уверенности, что смерть-это лишь переход к новой жизни, к ряду новых жизней через перевоплощение. Тхара, наш офицер связи, широко улыбается: «Хорошо, обряд был великолепным, и его новая жизнь будет прекрасной».
Для нас же продолжается прежняя жизнь. Этапы следуют за этапами, а упрямый зимний снег не хочет, прекращаться. Меня преследуют воспоминания детства, картинки учебника истории, снега России, Березина, гренадеры, которые спят, прижавшись к трупам убитых лошадей...
В Пематане мы получаем первую корреспонденцию, доставленную в форсированном темпе из Биратнагара нашими доблестными «почтовыми скороходами» Сунной и Саркиманом. Узнаем новости, трагическую эпопею Демезона на Гранд-Жорас, читаем письма близких, друзей... Добрались до Ямле. Задерживаемся на Два дня в каждом лагере, чтобы носильщики могли выполнить второй «челнок».
Рибу ― последний этап перед Базовым лагерем. Палатки стоят на лужайке. Эти деревья, мы знаем, последние.
Мир, в котором нам придется теперь жить долгие недели,- это мир скал, льда и снега, враждебный черно-белый или красно-белый мир. Мы забудем зеленый цвет, травинку и листочки. Горизонт всегда будет закрыт грозными, подавляющими вершинами, обступившими нас со всех сторон: 6000, 7000, Барунгзе, Пирамида, Тутзе, пик 3, пик 4... Их столько, что даже названий не хватает, просто номера. Однако какие изумительные цели для альпинистов!
Если бы не долгие, трудоемкие подходы, какая великолепная арена для молодого поколения! Острые гребни, с которых ветер сдувает радужные флаги, вертикальные ледяные стены с желобами в виде гигантских органных труб, целая геометрия света в блеске вновь наступившей хорошей погоды.
