Известно, что Крючков был заядлым курильщиком. На редкой фотографии вы увидите его без папиросы или сигареты. А уж на рыбалке у него постоянно что-нибудь дымилось в зубах.
Курил он с десяти лет и время от времени делал тщетную попытку оставить эту дурную привычку. Но ничего из этого не получалось. Наверное, не последнюю роль здесь играл и авторитет американского писателя Марка Твена, которого Николай Афанасьевич очень любил.
Однажды Марка Твена спросили: «Трудно бросить курить?» «Нет ничего проще! – ответил великий сатирик. – Я сотню раз бросал и, как видите, жив-здоров».
Итак, Николай Афанасьевич решил как-то в очередной раз бросить курить и заручился моральной поддержкой: заключил пари на ящик коньяка с известным драматургом, автором трилогии о Ленине, Николаем Федоровичем Погодиным, с которым был знаком еще с 30-х годов. Погодин тоже никак не мог избавиться от дурной привычки, и пари его устраивало – все-таки пари связывало обязательствами.
Проходит какое-то время, и Крючков встречается со своим спорщиком в летнем кафе на берегу Черного моря. Артист приехал на съемки, а драматург с сыном Олегом – отдыхать.
Кажется, оба забыли о своем пари. Погодин заказывает по рюмочке коньяка «со встречей», они выпивают, и у драматурга вкус коньяка вызывает какие-то смутные воспоминания. А когда Николай Афанасьевич вынул из кармана портсигар, то тоже вдруг вспомнил о пари, но было уже поздно.
– А-а! – радостно воскликнул Погодин. – Попался! Гони ящик коньяка!
– За что? – удивился Крючков,
– Но ты же куришь!
– Вовсе я не курю, – невозмутимо возразил Крючков. – Да у меня и спичек-то нет!
– Но у тебя сигареты! – не сдавался Погодин.
– Чего? Ты считаешь, это сигареты? – Крючков с презрительной ухмылкой открыл портсигар и бросил его на столик. – Это дерьмо, а не сигареты! Да попробуй сам!
Не ожидая подвоха, Погодин взял сигарету, понюхал ее, достал из кармана зажигалку и прикурил.
– В самом деле, – поморщился он. – Какое-то дерьмо.
– Не знаю какое – не пробовал, а вот ты куришь! Готовь ящик коньяка!
Погодин закашлялся, вынул из кармана пачку «Беломора», который курил и Крючков, и протянул ему.
– На, закури мои – и хватит выпендриваться. А то – ящик коньяка!.. Хватит нам и по стопке.
Он заказал еще по рюмке коньяка, они выпили, закурили «Беломор» и стали зачарованно смотреть на море.
– А все-таки жизнь – хорошая штука, Николай Федорович, – сказал артист.
– Прекрасная, Николай Афанасьевич! – подтвердил драматург и подозвал сына. – Олежка, сгоняй, сынок, к ларьку, купи дяде Коле пачку «Беломора», а то он со своими сигаретами здоровье себе погубит.
Через несколько лет Олежка расскажет мне эту историю…
А у Николая Афанасьевича достанет все-таки силы воли в восемьдесят лет, за четыре года до кончины, распрощаться с вредной привычкой.
Ловись, рыбка..Черное море было спокойно, а закат необычайно красив. Крючков долго смотрел куда-то за горизонт, а потом решительно сказал Кириллу Столярову:
– Все, старик, завтра на зорьке идем рыбачить. Ты даже не представляешь, какая будет рыба. Это же по закату видно – уж поверь мне, старому рыбаку. Рыба должна просто переть, старик! Ей же деваться некуда!
Наутро Николай Афанасьевич повел Кирилла к старой полузатонувшей барже. Там был такой закуток – вроде отдельного купе в спальном вагоне.
– Я это местечко давно приметил, старик, – объяснил он. – Тут у рыбы вроде пансионата, а ей же утром завтрак подавать нужно – вот мы ее и покормим. Ты садись здесь, а я пройду дальше: мы окружим этот пансионат, так что ей деваться некуда.
Сели. Закинули удочки. Уже и солнышко начало пригревать, а клева как не было, так и нет. На червя не клюет, на мотыля не клюет, лягушкой брезгует, «мыша» в упор не видит…
А солнышко уже припекает, и надежда на улов рассеивается, как утренний туман.
И тут Кирилл видит, как Николай Афанасьевич вдруг решительно встает и сматывает леску.
– Старик, – подходит он к Кириллу, – у тебя мелочь есть?
– Серебром или медью? – не понял Кирилл замысел старшего товарища.
– Давай что есть, – протянул ладонь Крючков.
Кирилл высыпал в эту ладонь всю мелочь, что нашел в кармане. Тогда Николай Афанасьевич зажал ее в кулаке, размахнулся и швырнул далеко в море.
– Если эта сволочь не хочет жрать, что ей дают, – пояснил он, – пусть сама покупает себе все, что хочет. Много чести, чтобы два артиста за ней еще на цыпочках ходили. Глупая рыба! Пошли, старик! Много чести…
И видно было, что он не на шутку обиделся на эту «глупую рыбу».
ДипломатыОднажды Крючкова пригласили выступить перед дипломатами в Министерстве иностранных дел.
Вечер, как всегда, прошел великолепно – аплодисменты, цветы, презенты… И хотя от МИДа до дома Николая Афанасьевича было совсем рядом, он не мог бы унести то обилие букетов, которые ему преподнесли.
Подогнали посольскую машину. Два дипломата с цветами сели сзади, а артиста посадили рядом с шофером, чтобы показывать ему дорогу в хитросплетениях арбатских переулков.
Поехали. И между дипломатами сразу же завязался светский разговор.
– Представляете, – начал один, – вчера в английском посольстве случился невероятный казус: к рыбе подали ножи!
– Это просто невероятно! – ужаснулся другой. – Но то, что недавно произошло во французском посольстве, вызвало у гостей форменное замешательство, все были шокированы: там к вину подали бокалы для шампанского! Вы можете вообразить это себе?
– Ужасно! – согласился его коллега.
Николай Афанасьевич не выдержал и обернулся.
– Конечно, все это ужасно, – подтвердил он. – Но прошу вас никому не рассказывать, что с вами случилось сегодня.
Дипломаты недоуменно переглянулись:
– А что, собственно, с нами случилось?
– Народный артист, лауреат Государственной премии и прочая, и прочая, – сокрушенно покачал головой Николай Афанасьевич, – сидел к вам задницей. – Он слегка дотронулся до руки шофера. – И вы, пожалуйста, никому не рассказывайте. Лады? Ну вот мы и приехали. Спасибо, что проводили.
СчастьеВспомним фильм «День счастья», где Крючков сыграл роль портного, который копил деньги, чтобы устроить счастье своей дочери – чтобы у нее были модные платья, богатая свадьба, солидный муж. И когда эта любимая дочка удирает с моряком-курсантом, он бросает свое дело: не для чего больше и деньги копить.
Этот образ портного, в котором уживаются два человека: один – щедрый, другой – скупой; один – мудрец, другой – недалекий, Николай Афанасьевич часто вспоминал в своих рассказах, когда речь заходила о сложности персонажа, образ которого должен раскрыть актер. И часто рассказывал при этом притчу тоже о портном, испытавшем однажды прелести счастливой жизни. Только у этого портного не было дочери, ради которой можно было бы копить деньги. Но цель у него все же была.
