Она сделала к нему еще один шаг, когда получила роль Марьи Антоновны.
Первое представление «Ревизора» состоялось на сцене Александринского театра 19 апреля 1836 года, и день этот стал памятной вехой русского театра. Спектакль вызвал негодование партера Александринского театра, а самого автора поверг в жесточайший приступ меланхолии, тоски, разочарования и депрессии. Велико испытание для писателя — быть непонятым своими современниками. Но Гоголь заблуждался в своем отчаянии. Некоторые его современники прекрасно поняли смысл и значение «Ревизора», его оглушающую силу разоблачения, его горестный смех сквозь слезы. «Страшной исповедью современной России» назвал комедию Герцен.
Итак, 19 апреля 1836 года мнения публики Александринского театра резко разделились. Восторженные отзывы заглушались бранью, негодующими репликами тех, кто воспринял комедию как клевету на русское общество. Разгромную рецензию на постановку «Ревизора» напечатал Фаддей Булгарин. В этой статье он между прочим писал: «Г-жи Сосницкая и Асенкова сделали более автора в своих ролях» Этот отзыв звучит сегодня странно. Косвенно перекликаются с ним самые первые реплики гоголевского «Театрального разъезда», написанного вскоре после премьеры «Ревизора» и посвященного этой премьере:
Первый comme il faut. Хорошо, если полиция не далеко отогнала мою карету Как зовут эту молоденькую актрису, ты не знаешь?
Второй comme il faut. Нет, а очень недурна.
Первый comme il faut. Да, недурна; но все чего-то еще нет.
Эти реплики открывают у Гоголя высказывания зрителей о просмотренной только что комедии. И имеется в этих репликах в виду, по всей вероятности, Асенкова.
К сожалению, мы не располагаем никакими серьезными отзывами об игре Асенковой в роли Марьи Антоновны, дочери городничего. Однако некоторые соображения по этому поводу можно высказать.
Гоголю, глубоко разочарованному постановкой, понравился один лишь Сосницкий, игравший роль городничего. Особенно раздосадовал автора Дюр в роли Хлестакова. Гоголь писал, что Дюр играет Хлестакова «обыкновенным вралем», «водевильным шалуном». По отношению к Дюру Гоголь был, вероятно, прав. Что же касается Асенковой, то здесь дело обстоит сложнее.
Известно из целого ряда актерских воспоминаний, что Асенкова всегда настойчиво просила совета у старших товарищей по сцене, и не только не чуралась такого рода обращений, но, напротив, ввела их в систему Особенно часто, несомненно, обращалась она к Ивану Ивановичу Сосницкому, своему главному и постоянному наставнику, художнику, усилиям которого она, как ей казалось, целиком была обязана своими успехами на сцене. Обратиться к Ивану Ивановичу в данном случае было тем более естественно, что играл он в спектакле одну из центральных ролей. Сосницкий всегда находился рядом и мог — и наверняка делал это — помочь своей ученице ценным советом.
А ведь именно Сосницкий снискал одобрение Гоголя. «. С публикою, кажется, совершенно примирил «Ревизора» городничий, — писал Гоголь. — В этом я был уверен и прежде, ибо знал, что для таланта, каков у Сосницкого, ничего не могло остаться необъясненным в этой роли. Я рад, по крайней мере, что доставил ему возможность выказать во всей ширине талант свой.» Работая над ролью городничего, Сосницкий близко познакомился и подружился с драматургом, не раз беседовал с ним о постановке и, что особенно важно для нас, в немалой степени принял на себя обязанности и труд режиссера, причем не только в процессе подготовки петербургского спектакля, но сразу же вслед за тем и московского — на сцене Малого театра (премьера «Ревизора» в Малом театре состоялась 25 мая того же года) Гоголь как-то даже попросил Сосницкого сыграть Хлестакова, чтобы показать актерам, что представляет собой этот характер.
Совершенно логично предположить, что Сосницкий, глубоко проникший в замысел драматурга, передал Асенковой свое понимание пьесы и роли и стремился наставить ее на правильный путь. Надо думать, у него хватило вкуса, знания сцены и драматургии, чтобы объяснить Асенковой, что «Ревизор» — не водевиль, а нечто гораздо более серьезное и глубокое.
Все это тем более вероятно, что роль Анны Андреевны играла в том спектакле жена Сосницкого, и дать несколько добрых советов обеим своим партнершам, которых Иван Иванович сердечно любил, было естественно.
Сосницкий находился в те годы в расцвете своего актерского, педагогического, да в какой-то мере и режиссерского дарования, и не случайно понравился Гоголю, потрафить которому в момент тяжелого разочарования было нелегко.
Из всего сказанного позволительно и логично сделать предположение, что Асенкова играла Марью Антоновну не поверхностно, не водевильно — глубже и вдумчивее. Нет оснований сомневаться в том, что Сосницкий позаботился об этом.
Летом семья Асенковых перебралась на дачу Спектакли продолжались — теперь чаще на придворных сценах Петергофа и Павловска. Природа дарила Вареньке свежесть парков, тишину, относительный покой, новые, радостные впечатления. Тем летом к Асенковым на дачу приезжали знакомые с ними художники Карл Павлович Брюллов и Федор Григорьевич Солнцев. Может быть, кто-нибудь из них рисовал тогда Вареньку?
Осенью состоялось открытие после перестройки Большого театра. В первый торжественный вечер показали постановку оперы Глинки «Жизнь за царя» И снова начался трудный сезон обоих театров, снова комедии и водевили увлекали петербургских любителей театра именами Асенковой и Дюра.
Казалось, все идет хорошо.
1837 год.
Январь.
Грамотная и полуграмотная Россия сжалась от горя и гнева.
Убит Пушкин.
«Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща! Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое Русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое Русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!. Неужли в самом деле нет уже у нас Пушкина? К этой мысли нельзя привыкнуть!
29 января, 2 ч. 45 м. пополудни»
Это написал Владимир Одоевский.
Вместе с Пушкиным уходило поколение свободолюбивых людей, воспитанных в Лицее и не в Лицее, офицеров и поэтов, интеллигентов, бунтарей, которые впервые попытались принести стране и народу освобождение.
Вместе с ним умирала эпоха, эпоха двадцатых и тридцатых годов, пушкинская эпоха, — мрачный и блестящий памятник русской истории. Она дала нам, кроме пушкинских, шедевры отечественной словесности: «Горе от ума», «Ревизора», басни Крылова, стихи Кольцова…
