Вместе с тем ревностная пастырская деятельность Аввакума нажила ему не только множество духовных детей, но и немало врагов, негодовавших на его суровые обличения и строгие нравственные требования. Аввакум смело обличал недостатки и нравственную распущенность прихожан, невзирая на их богатство и знатность. «Нищим подати не хощет, — говорил Аввакум про одного своего прихожанина, — а что и подает, ино смеху достойно — денешку и полденешку или кусок корки сухие, а имеет тысящи сребра и злата и на псах ожерелки шелковые и кольца сребряные».
Первый конфликт в Лопатищах произошёл из-за обличения власть имущих. Местный начальник отнял у вдовы дочь, а когда Аввакум стал его умолять, чтобы он возвратил сиротину матери, начальник пришёл в ярость и, придя вместе со своими людьми к церкви, избил священника до полусмерти. Более получаса пролежал Аввакум без чувств. Наконец «Божиим мановением» пришёл в себя, и тогда устрашённый начальник «отступился девицы». Однако через некоторое время передумал и, «по наущению диаволю», вновь пришел в церковь. Он стал избивать Аввакума и волочить по земле за ноги прямо в священнических ризах. При этом обессиленный Аввакум даже не мог сопротивляться, а только творил Исусову молитву.
Этот случай для XVII века не был каким-то вопиющим исключением. По свидетельству Олеария, на Руси довольно-таки часто били священников, «так как обыкновенно это люди более пропившиеся и негодные, чем все остальные. Чтобы при этом пощадить святую шапочку (священническую скуфью. — К. К.), её сначала снимают, потом хорошенько колотят попа и снова аккуратно надевают ему шапку. Подобным делам потом не очень удивляются».
В другой раз (было это летом 1647 года) другой начальник — некто Иван Родионович — «рассвирепел» на Аввакума за то, что тот пел церковную службу «по уставу, не борзо», то есть не торопясь, прибежал к нему в дом и, избив, «у руки отгрыз персты, яко пес, зубами». «И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих и, покиня меня, пошел в дом свой». Но этого ему показалось мало. Когда Аввакум с перевязанной рукой шёл в церковь служить вечерню, начальник снова напал на него «со двема малыми пищальми» и пытался застрелить. «И, близ меня быв, запалил из пистоли, и Божиею волею на полке порох пыхнул, а пищаль не стрелила. Он же бросил ея на землю и из другия паки запалил так же, — и та пищаль не стрелила. Аз же прилежно, идучи, молюсь Богу, единою рукою осенил ево и поклонился ему. Он меня лает, а ему рекл: “благодать во устнех твоих, Иван Родионович, да будет!”»
Тогда разгневанный начальник отнял у Аввакума двор, всё имущество и выгнал из села, не дав даже хлеба на дорогу. Пришлось Аввакуму вместе со всеми домочадцами и только что родившимся сыном идти искать защиты в Москву. Но даже в этой ситуации Аввакум не унывал, продолжая уповать на Бога. «Аз же, взяв клюшку, а мати — некрещенова младенца, побрели, амо же Бог наставит, а сами, пошед, запели божественные песни, евангельскую стихеру большим распевом. “На гору учеником идущим за земное вознесение предста Господь и поклонишася Ему” [10], всю до конца; а перед нами образ несли. Певцов в дому моем было много; поюще со слезами, на небо взираем; а провождающии жители того места, мужи, и жены, и отрочата, множество народа, с рыданием плачуще и сокрушающе мое сердце, далече нас провожали в поле. Аз же, на обычном месте став и хвалу Богу воздав, поучение прочет и, благословя, насилу в дом их возвратил, а с домашними впредь побрели». Новорожденного младенца Прокопия пришлось крестить в дороге…
* * *
В Москве Аввакум знакомится с двумя влиятельными московскими священниками, вождями «боголюбческого» движения — протопопом Благовещенского собора, царским духовником Стефаном Внифантьевым [11] и протопопом Казанского собора Иоанном Нероновым — и находит у них покровительство. Он был представлен самому царю Алексею Михайловичу и с царской грамотой возвратился в сентябре 1647 года в Лопатищи. С этого времени Аввакум начинает поддерживать активные связи с кружком «боголюбцев», или «ревнителей благочестия», и последовательно осуществлять их программу по исправлению нравов, что зачастую приводило его к конфликтам как со своей паствой, так и с местными властями.
Вернувшись в Лопатищи, Аввакум нашел своё жилище разорённым — «ано и стены разорены моих храмин», так что пришлось восстанавливать всё домашнее хозяйство заново. Но он не сдавался. Вскоре представился случай на деле доказать свою ревность по православной вере. Летом 1648 года «прийдоша в село мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и хари и бубны изломал на поле един у многих и медведей двух великих отнял, — одново ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в поле».
Скоморохи были известны на Руси с древних времен. Но особую популярность они получили в XV–XVII веках. Скоморохи были участниками, а иногда и главными действующими лицами различных народных праздников, играли на домрах, сопелях (разновидность свирели), исполняли песни, жанровые сценки, кукольные комедии, рядились «в личины» и водили медведей. При этом ещё со времён Крещения Руси Православная Церковь относилась к скоморохам сугубо отрицательно, поскольку в их представлениях видела языческое веселье и соблазн. Однако в народном быту православие нередко уживалось с остатками самого дикого язычества. По свидетельству Стоглавого собора, скоморохи ходят «ватагами до 60, 70 и до 100 человек и по деревням у христиан сильно (т. е. насильно) едят и пьют и из клетей животных грабят, а по дорогам людей разбивают».
Борьба с остатками язычества особенно усилилась после событий Смутного времени, поставивших под угрозу само существование последнего православного царства. Так, в 1627 году патриарх Филарет издал указ о запрете ряженья, колядования и прочих обрядовых игр. В 1636 году патриарх Иосиф вменил в обязанность попам и церковным старостам бороться со скоморохами и играми. Царь Алексей Михайлович в 1648 году (думается, не без влияния своего духовного отца и других «боголюбцев») издал особый указ, запрещавший под угрозой батогов и даже ссылки в окраинные города игрища, увеселения, пение «бесовских песен», приём в дома скоморохов и медвежьих поводырей: «а где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие чудесные бесовские сосуды, и те бы вынимать и, изломав, жечь». Несмотря на запреты, некоторые бояре имели своих скоморохов и отправляли их «на промысел» — зарабатывать деньги своим искусством. Скоморошьи зрелища собирали толпы простых людей.
