Посоветовавшись с Нехведовичем, мы решили, что я снова отправлюсь в Пядонь. И когда наступила ночь, я по знакомым уже ориентирам быстро дошел до деревни.
Моему появлению Зыс нисколько не удивился, только спросил:
— Заждались? Ничего не попишешь, в нашем деле требуется терпение. Зато есть приятные новости.
Он сообщил, что установил связь с несколькими ближайшими подпольными группами, а свою привел в боевую готовность. Его рассказ соседям о том, что поблизости находится отряд, перешедший линию фронта, вызвал у подпольщиков энтузиазм, прилив энергии, и они просто рвутся в совместную операцию. Есть такой план.
В ближайших деревнях размещается 24-й пехотный полк польской армии. Через своих разведчиков Зысу стало известно, что в первой декаде мая по дороге Бегомль — Мстиж поедет войсковой казначей выплачивать офицерскому составу жалованье. Так как для подпольной работы, для приобретения боеприпасов, продуктов и подкупа жандармов и чиновников требуются деньги, Зыс предложил на казначея совершить нападение.
— Экспроприация? — спросил я. — Надо подумать. Ведь мы коммунисты, подпольщики, и вряд ли следует давать польским властям повод называть нас разбойниками с большой дороги.
Но Зыс стоял на своем, и мы пошли к нашему командиру, чтобы он разрешил наш спор. Нехведович внимательно выслушал нас и сказал:
— Товарищ Зыс прав. Мы должны жить за счет противника, забирая у него оружие, продовольствие и другие материальные ценности, в том числе деньги. Такова логика партизанской войны.
Командир принял решение: организовать засаду, охрану и казначея разоружить, но не убивать, а деньги разделить между наиболее нуждающимися крестьянами и часть взять себе для нужд подполья.
— Эти польские злотые нам крепко пригодятся, — сказал он. — Пусть оккупанты и их лживые газетенки изображают нас в любом виде, а мы сделаем полезное дело: и деньги добудем, и напомним о себе — пусть паны не думают, что они здесь хозяева.
Организовать первую боевую операцию командир поручил мне. Условились, что Зыс выделит своих людей, сведет меня с ними, а сам в день операции будет находиться в деревне, чтобы его все видели, и не могли ни в чем заподозрить.
На первый взгляд дело казалось несложным, однако и оно требовало вдумчивой, кропотливой и тщательной подготовки. Надо было выбрать место для засады, познакомиться с участниками вооруженного нападения из других групп, точно выяснить день и час проезда войскового казначея.
На это ушло несколько суток. Майскими ночами я пробирался в деревню Пядонь, знакомился с приходившими в хату солтыса подпольщиками, прислушивался к их советам. Ведь они лучше меня знали местность и повадки оккупантов. А через несколько дней я собрал и проинструктировал всю оперативную группу. Она насчитывала 30 человек, в том числе все мы, кроме Нехведовича. Примерно в 16 километрах от Мстижа, вблизи деревни Осовы, мы устроили засаду. Кто укрылся в придорожных кустах, кто за стволами толстых дубов. Наше вооружение состояло из винтовок, охотничьих ружей и револьверов. У меня, как у командира, кроме карабина, был еще наган.
В первые сутки ожидаемый экипаж не появился. Лишь в середине следующего дня на дороге показался черный фаэтон, за которым пылили две подводы с солдатами. Лошади шли медленно, вокруг царила тишина, которую изредка нарушали далекий лай собак да перелив лесных птичьих голосов. Возница фаэтона беспечно покуривал, а сидевший рядом с ним вооруженный солдат дремал.
Оперативная группа приготовилась к бою. Обстановка нам благоприятствовала: противник был усыплен тишиной и покоем и ни о каком нападении даже не помышлял.
— Без крайней нужды солдат не убивать, — сказал я. — Ждать моего сигнала.
Казначейский кортеж не спеша приближался.
Как только фаэтон подъехал почти вплотную, я выстрелил в воздух и выскочил на дорогу. За мной стремительно рванулись к подводам остальные партизаны. Солдаты были ошеломлены и не оказали никакого сопротивления. Через минуту все их оружие оказалось в наших руках. Казначей, тощий человек в мундире с галунами, уронив пенсне, дрожащими от страха руками открыл стоявший у него в ногах денежный ящик и стал креститься, бормоча молитву. Глядя на него, стали креститься и некоторые другие солдаты.
Когда пачки денежных купюр были уложены в мешок, я сказал солдатам по-польски:
— Не трусьте, мужики. Мы знаем, что вы из-под палки служите своим панам, и вас не тронем. А офицерские деньги используем на нужды народа. Пану казначею выдадим расписку, и идите на все четыре стороны.
Чижевский составил расписку, подписал ее «Патриоты» и приказал солдатам и казначею не спеша двигаться дальше по своему маршруту. Бледные, молчаливые, они медленно поехали.
Так, без особых сложностей и без жертв прошла наша первая боевая операция в тылу врага. Все участники акции чувствовали себя замечательно, у них как бы прибавилось сил и решимости для дальнейшей борьбы.
Часть захваченных денег мы отсчитали для Зыса, который, соблюдая все меры предосторожности, распределил их между особо нуждающимися крестьянами, а часть оставили для кассы отряда. Все участники налета поодиночке возвратились в свои деревни и тщательно запрятали оружие.
В лагере нас ждал Нехведович. Мы подробно доложили ему о налете и передали деньги.
Мы ждали, что в район нашего нападения на войскового казначея будут посланы каратели. Но во всех окрестных деревнях все было спокойно. Польские власти почему-то сделали вид, будто ничего особенного не произошло.
Той порой мы запланировали вторую боевую операцию, на этот раз покрупней. Растущим партизанским группам требовалось оружие и боеприпасы. Разведчики Зыса узнали, что по той же дороге через три дня должен пройти обоз с вооружением. Было решено отбить это вооружение.
Нехведович, занятый сложной работой по поддерживанию контактов с уездкомом, и этот налет поручил провести мне. С помощью солтыса Зыса я набрал 50 повстанцев, разбил их на три группы и разместил в лесных засадах севернее деревни Гравец. В ходе подготовки к операции учел дельные тактические советы Николая Рябова.
Мне все больше нравился этот спокойный, уверенный в себе человек, променявший офицерскую карьеру сначала на нелегкую долю краскома, а потом на тяжкую и рискованную судьбу партизана. Он мог бы остаться на хорошей командной должности в Красной Армии, но не сделал этого, а добровольно пошел во вражеский тыл. И сейчас вел себя так, будто всю жизнь только и занимался нелегальной работой и боевыми налетами.
Часто беседуя с Рябовым, я узнал, что он не из дворян, не из помещиков или купцов, а сын рабочего. До первой мировой войны, отказывая себе во многом, учился, мечтал стать инженером, а когда мобилизовали в окопы, дослужился до офицерского звания, однако с самого начала революции стал на сторону трудового народа, вступил в партию большевиков и активно участвовал в борьбе против контрреволюции.
