Ознакомительная версия.
Большая часть моего отряда смешалась с толпой, и я понял, что мой отряд больше сопротивляться не может47.
За 24 часа, прошедших между вечером 26 и вечером 27 февраля 1917 года, императорская власть, имеющая за собой многовековую традицию, перестала существовать. Стремительность произошедшего поражала современников. В.В. Розанов так писал об этом: «Русь слиняла в два дня. Самое большое – в три. Даже «Новое время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало…48.
Когда происходит подобная катастрофа, роль писаных законов, правовых процедур – невелика. Монополия государства на применение силы рушится. Ключевой вопрос – есть ли боеспособные части и чьим приказам они подчиняются. Россия – империя, втянутая в Первую мировую войну, к вечеру 27 февраля, стала государством, в котором нет ни надежной армии, ни признанной власти.
Полное разложение армии заняло несколько месяцев. Свою роль в этом сыграло недоверие к армии оказавшихся у власти революционеров. Они смотрели на нее как на опасное орудие, которое может оказаться в руках контрреволюции. Как следствие: знаменитый приказ № 1, который отменял все формы воинской дисциплины и лишал офицерский состав оружия и власти, подрывал армейскую дисциплину, отказ от смертной казни за воинские преступления и нежелание замечать финансируемую германскими властями антивоенную пропаганду. Но распад армейского организма был предопределен самим крахом старого режима.
Один из участников событий описывает, как произошедшее в Петрограде повлияло на настроения в частях, дислоцированных в провинции, причем еще до того, как был объявлен приказ № 1: «…в бараке я не могу даже узнать своих солдат. Со стены сорвали портрет царя, в клочья топчут его сапогами, будто никаких царей никогда в России и не бывало. Солдаты ругаются, приплясывают, поют, словно накатило на них веселое сумасшествие, словно начинается всеобщее счастливое землетрясение. Еще вчера они даже не знали это трудное для мужицких губ слово, а сейчас кричат:… – Долой отделенных! – хохочет на нарах танцующий мордвин; он подбрасывает к потолку сапог с взвивающейся из него ржавой портянкой; мордвин уверен, что теперь он свободен от власти отделенного, которого вчера еще боялся… Тюрьмы уже взломаны, стражники бежали. В свободной стране не может быть тюрем49.
Развал российской армии не был уникальным явлением в истории. Он лишь предвосхитил то, что произошло в германских и австро-венгерских войсках после крушения режимов в этих странах осенью 1918 года.
Когда в солдатах сочувствие к лозунгам митингующих перевешивает страх наказания, дисциплина рушится, развал армии нарастает как снежный ком. Остановить его трудно, даже если у власти есть надежные, боеспособные части. Но их и не было. А.Деникин летом 1917 года говорил: «Армия развалилась. Необходимы героические меры, чтобы вывести её на истинный путь… Если вы спросите меня, дадут ли все эти меры благотворные результаты, я отвечу откровенно: да, но далеко не скоро. Разрушить армию легко, для возрождения нужно время. Но по крайней мере они дадут основание, опору для создания сильной и могучей армии50.
31 декабря 1917 года народный комиссар Крыленко направил донесение Совнаркому, обобщив ответы на вопросы анкеты, распространенной среди делегатов всероссийского съезда по демобилизации.
Суть донесения: армия небоеспособна51. Главнокомандующий Красной Армии И. Вацетис писал, что иногда ситуация складывалась настолько плохо, «что советские власти вынуждены были призывать немецкие войска для усмирения взбунтовавшихся частей Красной Армии52.
Л.Троцкий так оценивал положение в армии весной 1918 года: «Старая армия еще разбредалась по стране, разнося ненависть к войне, а нам уже приходилось строить новые полки.
Царских офицеров изгоняли из армии, местами расправляясь с ними беспощадно. Между тем нам приходилось приглашать бывших офицеров в качестве инструкторов новой армии. Комитеты в царских полках были воплощением самой революции – по крайней мере, её первого этапа. В новых полках комитетчина не могла быть терпима, как начало разложения. Еще не отзвучали проклятия по адресу старой дисциплины, как уже приходилось вводить новую53. В другом месте он написал: «На первых порах мы, однако, еще не решаемся прибегнуть к принудительному набору: нет ни политических, ни организационных возможностей мобилизовать только что демобилизованных крестьян. Армия строится на принципе добровольчества. Естественно, что, наряду с самоотверженной рабочей молодежью, она заполняется столь многочисленным в этот период бродячим, шатающимся элементом, не всегда лучшего качества. Наши новые полки, созданные в период стихийного распада старых полков, неустойчивы и малонадежны54.
Авторы, слова которых процитированы выше, во время гражданской войны оказались по разные стороны баррикад. Тем не менее описанная ими картина позволяет сделать вывод: боеспособной армии в России между февральскими событиями 1917-го и осенью 1918 года не было.
Если учесть значение происходившего для мировой истории, нелегко свыкнуться с мыслью, что развитие событий определялось соотношением сил, измеряемых тысячами, иногда сотнями вооруженных людей. Вот как начальник контрразведки Петроградского округа Б.Никитин описывает события в Петрограде в июле 1917 г., когда большевики были близки к захвату власти: «Пехоты у Главнокомандующего совсем нет. Артиллерии за ним только запасная батарея гвардейской конной в Павловске… Остается кавалерия: единственная опора Главнокомандующего – 1-ый Донской казачий полк, а также до известной степени 4-ый Донской и два эскадрона запасного кавалерийского полка. Вообще же, казаки просили их без пехоты не выводить. Таким образом, выступить Половцову в буквальном смысле не с кем… Требую не бригаду, не полк, а хоть один батальон55.
Оценить точно силы, которыми располагали большевики в Петрограде в дни октябрьского переворота 1917 г., трудно, но то, что речь идет о нескольких тысячах человек, то есть менее чем десятой части Петроградского гарнизона, очевидно56. Именно на ограниченность сил, готовых поддержать большевиков, рассчитывал А. Керенский, когда говорил, что ждет их попытки овладеть властью, чтобы, подавив мятеж, укрепить позиции Временного правительства. Он слишком поздно понял: малочисленность сил большевиков не столь значима, важно, что в распоряжении Временного правительства надежных войск нет. А это значит, что несколько тысяч вооруженных людей могут установить контроль над ключевыми точками столицы57.
Ознакомительная версия.
