Раджнеш был против британского господства над Индией. Еще один друг его детства, Гулаббхай, поделился своими воспоминаниями и рассказал, что молодого Раджнеша глубоко задевала политическая и социальная несправедливость, царящая в Индии. Гулаббхай дружил с Раджнешем с 1940 по 1950 годы. Он на десять лет старше Бхагавана и в настоящее время по-прежнему является его учеником. Он занимался небольшим бизнесом в Гадарваре.
«Мужество и бесстрашие были замечательнейшими качествами Раджнеша, — говорит Гулаббхай, — … и мы всегда восхищались тем, как мужественно он выявлял пороки общества. Несмотря на то, что Бхагаван был моложе некоторых из нас, мы относились к нему с трепетом и большим уважением. Тот вид бунтарства, который Бхагаван показывает сейчас в таком широком диапазоне, мы наблюдали в меньшем объеме в наши школьные дни».
Согласно Гулаббхаю, Раджнеш никогда не проявлял никакого интереса к участию в политике — для него главным было смело выступать против угнетения, несправедливости и лицемерия. Даже несмотря на то, что он был против британского правления, он никогда не был членом борцов за свободу в рядах партии Конгресса или какой-либо другой политической партии — у него всегда был свой независимый голос.
Раджнеш восхищался Махатмой Ганди за его искренность и неустанные усилия, но никогда не разделял с Ганди идеи идиосинкразии. Далее в этой книге мы рассмотрим критику Ганди Бхагаваном.
Тем не менее, в 1940 году представитель Индийской Национальной Армии (ИНА), которую возглавлял Субхаш Чандра Бос, встретился с Раджнешем и его дядей Шикхарчандом. Он вдохновил его создать молодую ветвь ИНА, и Раджнеш стал ее капитаном. Кроме того, некоторое время Раджнеш был членом другого националистического движения — Раштрийя Свайямсопак Сигх (РСС), но тоже не задержался в нем надолго. Фактически он покинул как ИНА, так и РСС потому, что не мог принять никакую внешнюю дисциплину, идеологию или систему.
Экспериментирование было такой же большой частью раджнешевской жизни, как и его бунтарство. Каждый день он делал что-либо новое, другое — поиск продолжался на всех уровнях. Он экспериментировал со сном, выбирая непривычные часы для подъема и отхода ко сну, он пробовал голодать, есть в необычные часы, он медитировал, стоя в реке, в лесу, под проливным дождем, он успешно экспериментировал с гипнозом.
«Часто Раджнеш привлекал к своим экспериментам друзей», — говорит еще один друг детства Бхагавана, Свами Сукхрадж Бхарати. Например, рассказывает Сукхрадж, когда они плыли в лодке, Раджнеш толкнул того, кто не умел плавать, в реку, после чего заботливо охранял его от погружения на дно, в то же время позволяя ему бороться. Иногда при этом он погружал на несколько секунд голову пловца поглубже в воду. Когда приятель все-таки самостоятельно выбрался на берег, Раджнеш спросил его, как это было. Но таким ли способом он узнал, насколько интенсивно переживание человека под водой, когда у него нет возможности дышать? Раджнеш после этого эксперимента объяснил, что только когда человек доходит до такого страшного напряжения, где ставка — его жизнь, только тогда начинается настоящий поиск Бога.
В раджнешевские эксперименты входило и разгуливание на скале посреди реки. Его друг Свами Агеха Сарасвати рассказывает:
«Он мог взять нас глубокой ночью на прогулку к реке. Мог пригласить нас вскарабкаться на высокие холмы и уже оттуда прогуляться на скалы — это был эксперимент, от которого наши волосы дыбом вставали от ужаса. Мы боялись умереть. Несколькими сотнями футов ниже была глубокая долина: один срыв — и мы разбились бы внизу вдребезги. При всем том мы всегда знали, что главной его целью было делать нас все более и более сознательными, бдительными и мужественными».
Все эти эксперименты были направлены на переживание состояния медитации. Бхагаван описывает хождение по скале и прыжки в реку с моста как пример переживания мгновений, когда человек превосходит свои ум:
«В детстве я брал своих друзей на реку. Вдоль одного берега, по самому краю, вилась узенькая тропка. Идти по ней было очень опасно: всего лишь один шаг, сделанный бессознательно, — и вы упадете в реку, как раз там, где глубже всего. Никто никогда там не ходил, но для меня это было самое любимое место. И я просил своих друзей вместе со мною пройти по узкому краю. Лишь очень немногие готовы были идти на такое, но тот, кто шел, получал действительно прекрасное переживание. Потом они говорили: „Как странно, что ум совсем останавливается!“
Я брал своих друзей на железнодорожный мост — прыгать… в реку. Это было опасно… это было запрещено. На мосту всегда стоял полицейский, потому что это было место для совершения самоубийств. Мы подкупали полисмена, чтобы он разрешал нам прыгать с моста. В конце концов, с трудом он начал сознавать, что это особенные люди — они не хотят умереть или что-нибудь в этом роде… и они не интересуются самоубийством. В итоге он полюбил нас и перестал брать взятки. Он сказал: „Вы можете прыгать, я не буду смотреть в эту сторону. Можете приходить, когда хотите“.
Мост был слишком высок для прыжков… И на какой-то момент, когда вы еще не достигли реки — в промежутке между мостом и рекой, — ум внезапно останавливается.
Это были мои первые проблески медитации — вот почему я стал все более и более интересоваться медитацией. Я задал себе вопрос, как можно добиться наступления таких моментов без хождения по горам, к реке, мостам, как человек может позволить себе входить в эти пространства без передвижения куда-нибудь, а только с помощью закрытия глаз. Однажды испытав это, это не трудно».
И все-таки во всех этих экспериментах главным была смелость. Бхагаван неустанно повторял, что искатель Истины — это тот, кто постоянно экспериментирует, а для того, чтобы экспериментировать и достичь Истины, необходимо мужество. «Мужество, — говорит Бхагаван, — это величайшее в жизни качество, ибо без мужества нет свободы, а без свободы нет Истины…»
Сам Раджнеш упорно работал над сохранением состояния полного внимания и сознательности. Например, когда он учился в высшей школе, один из учителей, которого Раджнеш любил и которым восхищался — настаивал ни том, чтобы при перекличке студенты говорили «присутствую», а не «да». Комментируя это, Бхагаван говорит:
«Конечно, это было эксцентрично! Не имеет значения, скажите ли вы „да“ или „присутствую“. Но во мне зародились ощущение, что он хотел этим что-то сказать, и я стал медитировать на этом. И всякий раз, когда он называл мое имя, я говорил „присутствую“, и не просто говорил — я чувствовал это: „Я не просто присутствую, я это сознаю, я бдителен“. И я переживал прекрасные мгновения в течение полминуты, я так присутствовал, что и класс исчезал, и учитель».
