Великие князья Николай и Михаил Николаевичи снова были вызваны из Севастополя. Бедные молодые люди на этот раз были поражены горем. Они прибыли, когда останки их отца были уже перенесены в крепость.
В это же время стали съезжаться со всех сторон царственные особы; тогда у нас еще не было железных дорог, и все это шло медленно.
В день погребения государя, с утра, меня предупредил еще раз лейб-медик Карель, перешедший после кончины государя к ее величеству государыне императрице матери, что императрица может скончаться в один миг от разрыва сердца. Меня снабдили разными эфирами, каплями и проч., и я уже не отставала от ее величества ни на шаг.
Когда подняли гроб, государь и все великие князья, чтобы нести в могилу, императрице Александре Федоровне сделалось дурно, она упала без чувств на руки окружающих ее, императрицы Марии Александровны и всех великих княжен… Минута была ужасающая. Все замерли… Но ее время еще не пришло… Она оправилась, слава Богу.
1822–1900 Фрейлина Высочайшего двора Воспоминания Марии Александровны Паткуль, рожденной маркизы де Траверсе, за три четверти девятнадцатого столетия
Жизнь моя, выходящая из ряда обыкновенной, так обильна чудными, незабвенными воспоминаниями, что дети мои и поколения их прочтут, быть может, не без удовольствия мое повествование.
Было решено, что отец[85] отвезет зимой брата моего Николая в Петербург, чтобы поместить его в Царскосельский лицей, но предварительно в приготовительный пансион Оболенского. Тетушка предложила взять меня с собой. Списались с дядей, старшим братом отца, который с удовольствием пожелал принять нас у себя.
По приезде в Петербург дядюшка, которого я почти не помнила, и тетушка, которой я совсем не знала, встретили нас радушно и по-родственному. С тетушкой, несмотря на разницу наших лет, мы тотчас сошлись и подружились, а дядюшка не только полюбил меня, но баловал так, что тетушка уверяла, что с моим приездом он стал неузнаваем: обыкновенно серьезный, он смеялся от души, когда я выкидывала разные фарсы и представляла сцены из виденных в театре пьес и балетов.
Как только отец отдохнул с дороги и мое обветрившееся от стужи лицо приняло свой первобытный вид, мы поехали к М. Х. Шевич, которая обрадовалась моему приезду и, желая, чтобы я попала на все предстоящие балы, дала отцу список лиц, которым он должен сделать со мной визит. Первые, к кому мы поехали помимо списка, были: Демидова, графиня Мусина-Пушкина, сестра графа, княгиня Шаховская и Оболенская.
Сделав все остальные визиты, согласно желанию мадам Шевич, мы получили приглашение на бал к Лазаревым. День я провела у Шевич, там я одевалась, так как она везла меня на бал.
Перед самым отъездом вошла племянница ее, княгиня Т…кая, которая сочла своим долгом предупредить меня не надеяться на танцоров, прибавив, что теперь мода на дам, а барышни сидят. Я ей ответила, что, не имея ни одного знакомого кавалера в Петербурге, я вовсе не рассчитываю быть приглашенной. Приехали мы довольно рано; Мария Христофоровна представила меня хозяйке, хозяину дома и некоторым гостям как свою родственницу.
При виде такого многочисленного общества и богатой роскошной обстановки я была смущена и стояла возле мадам Шевич, которая познакомила меня с некоторыми барышнями, а хозяйка, очень любезная и приветливая, представила мне кавалеров. Дом Лазаревых и теперь стоит на Невском, рядом с Армянской церковью.
Каково было мое удивление, когда все мои танцы были разобраны, а во время вальса я не сходила с паркета.
Тут я подумала, что княгиня Т… хотела напугать меня тем, что барышни не танцуют. Приехал на бал великий князь Михаил Павлович, которого мне пришлось видеть в первый раз; он был серьезен и показался мне даже суровым.
Во время одной кадрили, решительно не помню, кто подошел ко мне и сказал, что великий князь спросил, кто я, и, узнав мою фамилию, не преминул сделать на мой счет каламбур, до которых он большой охотник. Меня заинтриговало, какой он мог сделать каламбур на мой счет, не зная меня вовсе. Вот какой, ответили мне: nous avous eu la plus belle traversee le Helsingfors a Peldsbouigu. Я покраснела, сконфузилась и ответила, что комплимент этот на свой счет принять не могу.
Мой первый выезд в большой свет был настолько удачен, что мне не так уже страшно было появляться на остальные балы и вечера, которых в ту зиму была целая серия.
Для утреннего бала Воронцовых дядя подарил мне светло-желтого крепу на платье, говоря, что этот цвет к лицу брюнеткам.
Первый, кто нас встретил у Воронцовых, был Паткуль.
Мало-помалу приглашенные съезжались, зал наполнялся.
В один из промежутков между танцами ко мне подошел генерал Чичерин и передал, что великий князь Михаил Павлович желает познакомиться со мной. Видя, что он направляется ко мне, я сделала несколько шагов ему навстречу. Его Высочество показался мне менее суровым, чем на бале Лазарева, где я видела его в первый раз; мы церемонно поклонились друг другу. Великий князь улыбнулся, сказал, что видел меня на бале Лазаревых, спросил, давно ли я приехала, веселюсь ли, довольна ли своим пребыванием, и спросил, наконец, передали ли мне каламбур, сделанный им на мой счет. Со страха, что он повторит его, я ответила: «Да, мне передали его, но он слишком лестен, чтобы я могла принять его на свой счет». На это он ответил, что от своих слов не отказывается и готов повторить. Мне так часто приходилось конфузиться и краснеть в этот день, что перечесть трудно.
Мне никогда в голову не приходило, что я буду представлена ко двору как жена Паткуля, об этом и разговора у нас никогда не было. Весьма понятно, что это сообщение смутило меня, так как я не имела никакого понятия о придворном этикете. Застенчивость свою я никогда преодолеть не могла, хотя уверена, что никто не подозревал ее во мне.
В передней нас встретил адъютант Наследника, П. К. Мердер, которому было поручено дождаться нас, чтобы предупредить, что статс-дама, которая представит меня Ее Величеству, сидит у входа в зале. Если не ошибаюсь, это была графиня Кутузова; она приветствовала меня очень любезно и сказала:
— Veuillez me suivre, je vais awertir sa majeste.
Доведя меня до одной из колонн, она велела мне обождать там приказаний Императрицы.
Как только статс-дама скрылась, подошел ко мне Наследник, поздравил меня, поцеловал руку, а я его в щеку, за ним герцог Лейхтенбергский, принц Петр Георгиевич Ольденбургский и принц Александр Гессен-Дармштадтский, брат цесаревны. Я так была поражена таким неожиданным приветствием, что положительно недоумевала, как высочайшие особы могли целовать мне руку.
