Ознакомительная версия.
Я стоял за стойкой в рецепции отеля, половина которого все еще оставалась реквизированной британскими оккупационными силами.
Это было в один из поздних вечеров февраля 1950 г., около полуночи. Спустя 38 лет для меня наступил день нового старта. Сейчас, когда я пишу эти строки, прошли еще 38 лет моей жизни. Вторая половина моей жизни оказалась не менее содержательной, чем первая, но намного менее опасной. В центре ее стоят мои «африканские приключения» с их приятными и неприятными сторонами.
Мне приходилось привыкать к жизни на гражданке.
Когда заселялись последние постояльцы, когда исчезали ночные бродяги, наступали тихие и спокойные часы. Ночной портье был старше меня, пережил войну в Гамбурге и рассказывал мне о воздушных налетах, о бомбоубежищах и о извечных поисках съестного. У меня он очень осторожно поинтересовался тем, как мне жилось на фронте и в плену. Я отвечал коротко – мне хотелось перечеркнуть прошлое, оставить его за спиной.
Нужно было свыкнуться с новым ритмом: пока большинство людей спало, я стоял за гостиничной стойкой. Когда они отправлялись на работу, я старался заснуть, чтобы потом вновь отправиться на службу в отель. Каждую ночь я пробегал глазами список гостей в надежде обнаружить среди них фамилию кого-то из старых друзей.
И вот произошел случай, который заметно повлиял на мою дальнейшую жизнь.
Как-то рано утром выезжал один постоялец из Финляндии. Ему надо было оплатить счет. Я сделал все быстро, пожелал ему доброго пути, а он протянул мне банкнот в десять марок:
– Спасибо вам. Обслуживание у вас отличное.
Я заколебался. Еще никогда в жизни мне не давали чаевых. Сложилась неловкая ситуация.
– Спасибо, но в этом нет никакой необходимости. Надеюсь, вы чувствовали себя у нас как дома, – проговорил я, возвращая деньги.
Финн посмотрел на меня с удивлением, покачал головой и убрал деньги. Не успел он выйти, как ко мне бросился портье:
– Ты что, с ума сошел? Мы живем на чаевые. Почему, как ты думаешь, нам так мало платят? Все директора в гостиницах знают, что мы получаем сверху, – затем он продолжал уже спокойнее: – Я понимаю тебя, очень хорошо понимаю. Нелегко привыкнуть. Но ты должен. В каждой работе свои правила.
Я получил важный урок – надо смотреть на все с точки зрения прибылей и убытков, так сказать, подходить к делу коммерчески. С того дня я стал брать чаевые, не чувствуя себя неловко. Между тем очень скоро мне удвоили жалованье.
Мне все больше и больше нравилось говорить с постояльцами, приезжавшими к нам со всего света. Прогулявшись по городу, пройдясь по Реепербану[156], они обычно становились очень разговорчивыми.
Со старыми друзьями мне пока встречаться не доводилось – моя записная книжка осталась у русских.
И вот вдруг перед моей стойкой возник граф Юрген фон Риттберг, дежурный офицер из нашего разведывательного батальона, тяжело раненный во Франции в 1940 г. Он женился на дочери крупного торговца автомобилями из Дюссельдорфа. Риттберг предложил устроить меня к своему тестю, но я вежливо отказался. Мы не раз виделись на протяжении нескольких следующих лет, пока он не погиб в автокатастрофе.
Мне мечталось о работе где-нибудь за границей – тяга к путешествиям не отпускала меня.
Я поддерживал отношения с Халли Моммом, профессиональным наездником и моим товарищем по плену. Он ежегодно приезжал в Гамбург для участия в конкурсе. Появился Хельмут Либескинд, служивший моим адъютантом со дня вторжения союзников 6 июня 1944 г. Наша радость не знала границ – мы не виделись с апреля 1945 г., когда попали в плен.
За стаканом вина он рассказал мне о приглашении поступить на службу офицером штаба в создававшийся тогда Бундесвер.
– Что посоветуете? Жаль все бросать – у меня хорошая работа.
– Такие вещи надо решать самому, Либескинд, – ответил я. – Вы еще молоды и можете сделать карьеру, пусть у вас и не будет такой хорошей зарплаты, как сейчас.
Идеализм взял в нем верх. В конце концов он ушел в отставку генерал-лейтенантом, послужив на многих заметных постах за рубежом.
Наконец произошло и то, на что я надеялся. Окольными путями, через многих знакомых я вышел на владельца фирмы, у которой были очень давние и глубокие деловые связи с Японией, Китаем и Гонконгом.
– Я собираюсь основать новый филиал в Анголе, в Западной Африке, где пока еще нет большой конкуренции. С этой целью мне придется поехать в Африку на год, кроме того, потребуется кто-то, кто бы представлял там мои интересы. Вас мне рекомендовали. Что скажете? Привлекло бы вас такое предложение?
– Конечно, привлекло бы, – отозвался я. – Но я не бизнесмен.
– Теорию можно изучить. Деловитым и добросовестным надо родиться. Этих самых качеств я ожидаю от коллеги, который будет руководить фирмой в мое отсутствие. Персонал введет вас в курс дела. Ну, так что скажете?
Я тут же согласился, не мог устоять, особенно в свете перспективы, в свою очередь, поехать на год-другой в Анголу.
«Мадам» прекрасно поняла мое решение и приняла заявление об уходе.
Изучая по вечерам экономику, делопроизводство и португальский язык, я освоился с новым делом, в чем мне очень помогли мои молодые коллеги.
Со своим шефом я побывал у всех наших клиентов в Германии и в других странах Европы. И вот через несколько месяцев я отвез его на причал, у которого стояло грузовое судно, готовое отвезти его в новую страну. Впоследствии ей предстояло стать для меня вторым домом.
Я обрел новое призвание, которому верен и по сей день. Прошлое стало воспоминанием. Всего себя я полностью посвятил новой работе.
Но однажды все же моя прежняя профессия заставила меня вспомнить о себе. Меня анонимно вызвали в одно учреждение в Бонне, занимавшееся созданием Бундесвера. Там меня спросили, не хотел ли бы я вернуться на службу, чтобы сделать свой опыт полезным родине.
– Вы всё еще молоды, служили в Рейхсвере и в Вермахте, в танковых войсках. У вас опыт боевых действий практически на всех ТВД. Ваш опыт может оказаться очень полезным для будущего Бундесвера.
Я ответил не размышляя:
– Мне не просто было найти себе новое дело. Но я нашел его и полюбил. У меня частые заграничные командировки. Мне это нравится. Если я решусь все бросить, мне нужны гарантии, что я буду служить в танковых войсках либо получу должность военного атташе. Вы можете мне это гарантировать?
Ответ был не особенно ободряющим:
– Мы можем найти вам место в том или же ином качестве, но… – мне дали понять ясно: – Гарантий быть не может. Назначения на полковничьи и генеральские должности требуют одобрения со стороны политических партий.
Ознакомительная версия.
