По распоряжению командующего передвижение войск производилось только ночью. В дневное время на плацдарме и на подступах к нему все замирало.
Важно было дезориентировать врага, не дать ему возможности определить хотя бы приблизительно направление главного удара. И в этом отношении опять-таки немаловажная роль принадлежала партийно-политическому аппарату войск.
Когда армия уже заканчивала сосредоточение на плацдарме за Одером, генерал Ф. И. Перхорович предложил политотделу подготовить и провести в целях дезинформации гитлеровцев несколько особых передач, якобы обращенных к личному составу наших частей и соединений. Но провести с таким расчетом, чтобы эти передачи могли слушать немцы. И такие передачи состоялись. Перед микрофонами выступали командиры и политработники. Обращаясь к своим подчиненным, они говорили о необходимости усиленно закрепляться на занятых рубежах, строить блиндажи и землянки, отрывать и оборудовать окопы полного профиля, соединять их траншеями, так как, дескать, противник может в любой момент предпринять мощные контратаки.
В листовках, специально издаваемых для дезинформации противника, подчеркивалось, будто наши войска наступать пока не собираются, а, наоборот, ждут атак врага, готовятся к обороне. Политуправление фронта издало даже фиктивное "обращение" к войскам с призывом о переходе к прочной и длительной обороне. А листовки с "обращением" сбрасывались с самолета над самой линией фронта (большую их часть должно было отнести ветром в расположение гитлеровцев).
Дальнейшие события показали, что все эти меры в значительной степени дезориентировали противника. Мощная артиллерийская подготовка и последовавшая за ней стремительная атака наших войск оказались неожиданными для него.
Не могу не остановиться еще на одной особенности политической работы в тот период. Войска наши находились на немецкой земле, нас окружало немецкое население - родители, жены, братья и сестры тех гитлеровских солдат и офицеров, которые еще недавно творили неслыханные зверства в оккупированных ими советских городах и селах и которые продолжали сражаться против нас с оружием в руках.
Естественно, что советские воины горели ненавистью к фашистским захватчикам, яростно громили их в боях, старались сполна отомстить за замученных близких, за разорение родной земли. И эти чувства были правомерны по отношению к вооруженному противнику. А вот каково: должно было быть отношение к мирным немецким гражданам?
Общая установка на этот счет имелась. В приказах и выступлениях Верховного Главнокомандующего неоднократно подчеркивалось, что наша главная цель - уничтожить германский милитаризм и нацизм, а не Германию, не немецкий народ.
Но не так-то просто устанавливались нормальные отношения между нашими солдатами и немецким населением. Слишком много горя принес германский фашизм советскому народу.
Когда я по заданию Военного совета знакомился с частями 82-й стрелковой дивизии (эта дивизия одной из первых форсировала Одер и именно тогда была включена в состав нашей армии), мне довелось быть свидетелем разговора двух бойцов.
- Ну, теперь-то все немцы почувствуют на себе, что такое война, сказал молодой солдат из недавнего пополнения своему соседу по окопу, усачу лет тридцати пяти, на гимнастерке которого поблескивали два ордена Славы и медаль "За отвагу". - Пусть испытают, что испытали мы!
- У тебя, я слышал, сестру, учительницу, гитлеровцы расстреляли. У меня тоже, браток, к фашистам свой счет имеется. Жена пишет: разграбили они наш колхоз до основания, семерых односельчан повесили... Душа горит от злости. Только скажу тебе прямо, не все немцы в том виноваты.
- Значит, по-твоему, можно их простить?
- Зачем прощать, браток? Бить надо фашистов смертным боем, не давать никакой пощады. Бой, он не терпит слюнтяйства: ты не убьешь гитлеровца, он тебя прикончит. Я вот за время войны десятка два фашистов отправил на тот свет. Маловато, конечно... Сам был ранен четыре раза. Одним словом, воевал и воюю не хуже других. А насчет гражданских немцев так скажу. Конечно, и среди них есть преступники, но не нам с тобой в этом разбираться. Они ответят перед судом народов. А наше солдатское дело - бить фашистов в бою...
Мы с начальником политотдела дивизии полковником И. Ф. Аврамовым внимательно слушали этот солдатский разговор. Аврамов - человек уже немолодой, прошедший большую школу войны.
- Я знаю молодого бойца, - сказал он. - Парень пережил оккупацию, своими глазами видел злодеяния гитлеровцев. И я понимаю его. Он ненавидит врага всей душой. Но прав, конечно, старший солдат... Он высказал мысль, которая очень важна для всей нашей воспитательной работы. - Начальник политотдела улыбнулся. - Этот усач хотя и беспартийный, а очень правильно проводит линию нашей партии...
Да, справедливый гнев наших солдат надо было направить по верному руслу. Такая работа в войсках армии велась непрерывно. При этом мы руководствовались указанием партии, что нельзя отождествлять клику Гитлера, нацистское руководство Германии со всем германским народом, с германским государством.
14 апреля газета "Правда" в статье "Товарищ Эренбург упрощает" указала на ошибку известного публициста, который в одном из своих выступлений писал, что все немцы одинаковы и что все они в одинаковой мере будут отвечать за преступления гитлеровцев. Газета решительно заявила, что товарищ Эренбург не отражает в данном случае советского общественного мнения. Красная Армия, выполняя свою великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но она никогда не ставила и не ставит своей целью уничтожить немецкий народ. Это было бы глупо и бессмысленно. Советский народ никогда не отождествлял население Германии с правящей в Германии преступной фашистской кликой. Это геббельсовская пропаганда вопит на весь мир, будто Красная Армия собирается истребить всех немцев поголовно. Ясно, кому нужна такая гнусная ложь. Правящая фашистская клика с ее помощью тщится поднять все население страны на борьбу против союзных войск, против Красной Армии и тем самым продлить существование преступного и прогнившего фашистского строя.
На самом же деле, говорилось в статье, "жизни немцев, которые поведут борьбу с Гитлером или будут лояльно относиться к союзным войскам, не угрожает опасность".
Тогда же войска получили специальную директиву Ставки Верховного Главнокомандования, которая требовала от советских воинов свято и нерушимо беречь и на немецкой земле честь Красной Армии, армии-освободительницы.