Вот он и первый зверь! Своим чиханием я спугнул лося совсем близко от себя. Испуганное большое животное с шумом и треском побежало прочь, ломая по пути кустарник. Лось — почти безобидное животное. Но этого нельзя сказать ни про волка, ни про медведя, ни про кабана, ни про рысь. Поэтому, чтобы больше не было неожиданных встреч, когда животное с испугу могло броситься на меня, я начал петь. Когда петь надоело, я перешел на свист. Снова на моем пути появился участок лесоразработок. В отличие от недавно пройденного участка здесь срубленные сучья сжигались на кострах. Но здесь было другое: гусеничные тракторы, таская волоком срубленные деревья, изрыли, искромсали грунтовую дорогу и сделали ее не только не проезжей, но даже — непроходимой.
Я свернул вправо от дороги, где лес еще не был вырублен, и, косясь на застывшие в разных позах тракторы и бульдозеры, поспешил скорее пройти этот участок. Наконец, я дошел до того места, где обычно оставлял свою телегу. В этом месте узенькая тропинка вела в лес. Я довез свою телегу до самого края большого оврага, где тропинка исчезала, а дальше на руках спустил ее в овраг и замаскировал в зарослях папоротника. Из рюкзака я вынул корзину поменьше и взял в руки, а рюкзак одел себе за спину. (Если телегу найдут и украдут, то останется рюкзак с теплыми вещами). Затем спустился на дно оврага. Внизу было хмуро и сумрачно. Большие ели раскинули свои ветви до самой земли. Здесь росли красные. Я подлезал под нижние ветви елей, иногда поднимал их и грибы один за другим попадали в мою корзину. Это очень приятно — собирать грибы! Также, как я научился плавать в раннем детстве на реке Луге, я научился искать грибы тоже очень рано и тоже — в Лужских лесах. И вот когда коммунисты перекрыли для меня все другие источники заработков, я воспользовался теми навыками, которые не получают ни в школе, ни в институте, а только в семье, — и стал собирать грибы для продажи на рынке. В первое лето после освобождения из тюрьмы у меня и корзинки не было и денег на ее покупку тоже не было. Я поехал за грибами с картонной коробкой, вложив ее для удобства в сетку. Поехал, конечно, в Большие Крупели, туда где сливаются река Луга и река Оредеж и где в детстве я жил на даче. Но там оказалось очень много дачников и мало грибов. Однажды, встретив в электричке грибников с полными корзинами, я разговорился с ними и узнал, что они ездили в Лугу, а дальше на автобусе — за Серебрянку. На следующий день я тоже поехал в Лугу, благо ехать пришлось всего на 5 минут больше. Поехал на ночной электричке 0.30. В 2:40 ночи я был в Луге и стал спрашивать на автобусной остановке про Серебрянку. Двое мужчин с огромными корзинками обменялись между собой репликой:
— Возьмем его с собой?
— А почему нет! Что нам леса что ли жалко!
Потом один из них обратился ко мне:
— На Серебрянке вам грибов не найти. Там надо места знать! Если хотите, поезжайте с нами на Липовые Горы. Это далеко отсюда: 60 километров на автобусе и 12 пешком. Но наберете одних белых, полную корзину!
Я с радостью согласился и вот уже третье лето ездил в эти места, хотя до Липовых Гор теперь не доходил. Жаль, что эти хорошие люди, которые тоже собирали грибы на продажу, больше сюда не ездят. Один из них умер от сердечной болезни зимой 1980 года, а второй— пропал без вести. Очевидно виновата водка, которую он очень любил.
Но вернусь к своим грибам. Поездка только тогда оправдана, когда удавалось продать грибы хотя бы на 30 или 40 рублей. Иначе не было смысла, слишком большие расходы: электричка — 3 рубля 30 копеек, автобус-2 рубля, да надо потратиться на еду. Хорошо еще, что мне не надо было брать с собой водки, как другим грибникам, которые без нее и собирать-то не могли. Для того, чтобы выручить на рынке 30 рублей, надо было собрать по крайней мере 120 штук красных хорошего качества и средней величины. Очень крупные грибы шли на базаре по более низкой цене, а мелких — надо было очень большое количество. Вот я и считал каждый гриб и предпринимал все усилия, чтобы набрать их побольше.
Пройдя вдоль всего первого оврага, я вышел на пригорок и, с трудом протискиваясь через густые заросли елей, направился к другому оврагу. В густом лесу могут расти только грузди и волнушки, красных и белых не бывает. За вторым оврагом я осмотрел третий, потом — склоны оврагов и пригорки. Попалось несколько червивых белых. Их я взял для себя. Себе приготовлю суп. Когда корзина наполнилась до верха, я по компасу вернулся к своей телеге и пересыпал в нее грибы. В мою телегу вмещались четыре меньших корзины. Сегодня я обошел все свои места, дошел до тупика, где кончалась дорога — там, на горушке, среди часто посаженных, но частично засохших елей тоже иногда вырастали красные — и набрал только две корзины, всего около 70 штук. Времени до автобуса оставалось мало. Было 12 часов, а автобус шел в 4 часа. Автобус — всего один. По расписанию, второй автобус должен был приходить вечером, в
20 часов, но его, как правило, не бывало. Кто не успевал на 4-х часовой автобус, оставался в Олешно до следующего дня. Поэтому грибников здесь было мало, а грибов — сравнительно много. За оставшиеся 4 часа я должен был, во-первых, дойти до остановки автобуса, а во-вторых, набрать еще две корзины каких-нибудь грибов, чтобы заработать хотя бы минимум — 30 рублей.
Теперь, когда я обошел все свои места и не набрал нужное число красных, я начал собирать все грибы подряд: белые, красные, подберезовики, лисички, волнушки, грузди, маслята, маховики. Когда и второсортные грибы были собраны, я отправился в обратный путь. Почти полную телегу нести вверх по склону было тяжело и я разделся до рубашки. Наверху я поставил телегу на тропинку, сверху на специальные досточки поставил рюкзак и меньшую корзину и повез все это за веревку. Везти было тяжело, но без этой телеги (моего изобретения) мне вообще бы было не унести такое большое количество грибов. Я вез телегу сначала по тропинке, затем — по узкой дороге, и, наконец, по главной дороге. Я все время смотрел по сторонам и едва замечал какой-нибудь гриб, бросал свою постромку и бежал к нему. Потом делал большой круг в поисках родственников и всех их клал в целофановый мешочек, который потом высыпал в корзину. Завершающим участком был перелесок рядом с поляной, который я прошел мимо этим утром, пообещав самому себе заглянуть сюда по обратной дороге. Здесь, как всегда, я нашел лисичек. Лисички, хоть и недорогие (2 рубля за килограмм), но имели хороший спрос. «Еврейские грибы» — говорили про них грибники, потому что основными покупателями лисичек были евреи. Может быть из-за того, что лисички никогда не бывают червивыми.
По дороге домой я вновь вспомнил бесхозяйственную рубку леса и слухи о том, что весь этот грибной лес скоро перестанет существовать. Проходя мимо разграбленной и полуразрушенной, но все еще красивой церкви на Белой Горке, а потом — вдоль берега озера, почти сплошь заросшего травой, я невольно думал: «Когда прекратится это разграбление, запустение и зарастание сорной травой моей Родины?» А когда меня обгоняли легковые машины с самодовольными советскими буржуями внутри, с удивлением поглядывавшими на меня и на мою телегу, я думал другое: «Как мудро Господь создал мир! В нем никогда не бывает абсолютных потерь! Пусть я устал и едва тащу свою нелепую телегу. Пусть они не устали и едут с комфортом. А мне, может быть, придется еще в автобусе и в электричке стоять на ногах… пусть! Ценой этой усталости я приобрел себе здоровье, ибо большая физическая нагрузка в сосновом лесу — полезна для здоровья. У них есть автомобиль, а у меня — здоровье. Что лучше?»
