О книге «Бунин в халате» А. Н. Прегель пишет: «Я начала ее читать, но, правду сказать, она мне была не по душе, и я ее бросила. Не хочу портить того образа Бунина, который у меня остался от моих личных впечатлений о нем» (письмо 10 января 1980 года).
Андрей Седых отозвался о Бахрахе, как о «человеке весьма сером и ничем не замечательном» (письмо 20 мая 1965 года); он опубликовал в «Мостах» письма к нему Марины Цветаевой. «Я прочел и ахнул, — пишет А. Седых, — Марина на расстоянии в него влюбилась и придумала какой-то необыкновенный роман, — что-то вроде переписки Чайковского с фон Мекк. По-моему, они никогда не встречались, или встречи были очень мимолетные. Она жила в Праге, а он в Берлине. Но какие интересные и блестящие письма она ему писала <…> Я Марину немного знал. Но до переписки у нас дело не дошло. Объединяла нас любовь к Мандельштаму и Волошину» (письмо 20 мая 1965 года).
А. Седых также писал о Бахрахе: «Бунин его недолюбливал, но фактически во время немецкой оккупации спас ему жизнь, укрыв у себя с немалым личным риском».
О книге «Бунин в халате» А. Седых напечатал весьма одобрительную рецензию «Новое о Бунине» [951].
Уже минуло Ивану Алексеевичу семьдесят лет, пройдены многие дороги жизни. Двадцать третьего ноября 1941 года он отметил в дневнике:
«…Переписывал итинерарий [952] своей жизни и заметки к продолжению „Арсеньева“».
«Арсеньев» — пути давних лет. Теперь — «все вспоминается почему-то и вся моя несчастная история с Г<алиной>: было ужасно жаль ее и Маргариту Степун, ее подругу, „за их несчастную жизнь“» [953].
Галина Николаевна Кузнецова жила в доме Бунина с 1927 года, иногда уезжая на два-три месяца; первый раз посетила «Бельведер» в 1926 году. Она писала автору этих строк 8 ноября 1971 года:
«Родилась я в Киеве 10 декабря (27 ноября ст. ст.) 1900 года. Там же окончила гимназию в 1918 г.» — Первую женскую гимназию Плетневой. В романе «Пролог» точно описано ее детство. Оставила Россию в 1920 году, осенью, по-видимому, в ноябре. Через Константинополь уехала в Прагу. «Литературная моя деятельность, — продолжает она в цитированном выше письме, — началась, собственно, в Праге, где я была студенткой Французского Института (первые стихи были напечатаны в „Студенческих годах“, 1922). Из Праги я переехала в Париж, где познакомилась с И. А. Буниным и начала уже постоянно печататься в местных газетах и периодических изданиях, главным образом в „Современных записках“. В их издательстве вышли последовательно мои книги „Утро“ (1930), „Пролог“ (1933), сборник стихов „Оливковый сад“ (1937), перевод романа Ф. Мориака „Genitrix“ („Волчица“) в издательстве „Русские записки“ (1938). В 1967 г. вышла моя книга „Грасский дневник“, записи (не полные), сделанные в годы моей жизни в доме Буниных»[954].
Андрей Седых с поездки в Стокгольм в 1933 году подружился с Кузнецовой. Он писал: «Была она на редкость тонким, чутким человеком, очень застенчивой…» Бунин, по его словам, почувствовал в ней «настоящий талант и большую душевную тонкость». В Грассе под влиянием Бунина она «духовно и творчески оформилась».
В рассказе «Натали» (1941) в некотором смысле отобразилось то, что пережил сам Бунин: его увлечение Галиной Кузнецовой, хотя «свою жену Веру Николаевну, — пишет Андрей Седых, — он любил настоящей, даже какой-то суеверной любовью».
Вера Николаевна записала в дневнике 13 октября 1929 года:
«Идя на вокзал, я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге…» [955]
О Бунине и Кузнецовой иногда пишут разного рода выдумки.
В мемуарах Одоевцевой, писала Т. Д. Логинова-Муравьева, многое не очень достоверно, о Кузнецовой тоже, «совсем вразрез с письмами Веры Николаевны» (письмо 31 мая 1969 года); «из ее описаний прогулка в Антиб кажется невероятной. Бунин был слишком болен, судя по письмам Веры Николаевны. Также ни с кем не говорил он никогда о Г. Кузнецовой, даже намеками» (письмо 1 ноября 1968 года).
Кузнецова покинула Буниных 1 апреля 1942 года. Она и М. А. Степун жили некоторое время в Каннах, иногда наведывались к ним, присылали поздравительные открытки. «Причин моего отъезда было много, — писала Галина Николаевна 6 ноября 1969 года, — а в частности были и чисто личные. Разумеется, отъезд мой на некоторое время создал атмосферу болезненного разрыва с Иваном Алексеевичем, что и ему и мне было нелегко. Однако связь с бунинским домом не была до конца разорвана: впоследствии завязалась переписка, частью и деловая…»
Вера Николаевна сообщала Т. Д. Логиновой-Муравьевой, что Кузнецова и М. А. Степун, покинув «Жаннету», «живут в Каннах в снятой маленькой квартирке, состоящей из двух комнат… Квартирка над бывшим гаражом, стоящим в саду. Поэзия да и только! Это — сказка, и из „Тысячи и одной ночи“: нашлась щедрая и добрая душа, которая дает им возможность хорошо жить. Марга прирабатывает около тысячи. Кроме этого, она помогает „встать ей на ноги“, и в будущую субботу она дает в Грассе концерт — Шуберт и Мусоргский <…> Видаемся с ними очень редко» [956].
Через год, 6 апреля 1943 года, Кузнецова и М. Степун прислали из Марселя письмо Вере Николаевне: «Покидаем Францию…» Уехали они к брату Марги — Ф. А. Степуну в Германию.
В 1949 году Кузнецова и М. А. Степун уплыли в Америку. «Барышни наши уже в Новом Свете, — писала Вера Николаевна Т. Д. Логиновой-Муравьевой 23 января 1950 года. — Живут под Нью-Йорком, пока зарабатывают как femme de menage[957] и живущими и приходящими. Галя напечатала свой рассказ в той же газете, что и Ян. Пишут, привыкают медленно к новой жизни» [958].
В будущем году их жизнь наладилась. «Галя и Марга хорошо устроились в Нью-Йорке, — говорит Вера Николаевна в письме к Т. Д. Логиновой-Муравьевой 15 августа 1951 года. — У них квартира в четыре комнаты, телефон, радио. У Гали машинка, благодаря которой она зарабатывает в ожидании постоянного места. Марга служит корректором в ООН.
Мне писали знакомые, что Галя похорошела, а Марга стала элегантной. „Пожар способствовал…“ С нами они в живой переписке» [959].
Сама Галина Николаевна пишет: «…В 52-м, 53-м годах (по желанию И. А.) мне и М. А. Степун была поручена корректура его книг, издававшихся в Нью-Йорке, в Чеховском издательстве („Жизнь Арсеньева“, „Митина любовь“ и др.). Обе мы вели с ним по этому поводу оживленную переписку <…> До самой смерти И. А. мы обе переписывались с В. Н. и с И. А. Всякий оттенок горечи исчез из его писем, некоторые из них были трогательно-сердечны. Вера Николаевна писала мне, что последнее письмо, которое он получил и прочел, было от меня» (письмо 6 ноября 1969 года).
