Религия, проистекая из неведомого и непостижимого для человека источника, оперирует мистическими символами и апеллирует одновременно и к инстинктам, и к духовному началу человека, а также имеет уникальную силу и власть над индивидуумом и массами. К сожалению, власть религии, как и власть государства, не может однозначно считаться конструктивной и продуктивной. История содержит бесчисленное множество примеров эксплуатации религиозных лозунгов деструктивными лидерами, начиная от освящения кровавых военных походов до инквизиции, Варфоломеевской резни и современных призывов Усамы бен Ладена к войне на религиозно-идеологической основе.
В качестве подтверждения этого положения можно остановиться на оценке влияния наиболее близкой западной культуре религии – христианстве, которое вследствие своей двойственной роли до сих пор воспринимается неоднозначно. Став могучей преградой распространению деструктивного, христианство всегда имело и оборотную сторону. Главным его минусом является ограничение свободы. Второй проблемой, выросшей до исполинских масштабов, стало доминирование догм. Именно они породили и борьбу внутри самих религиозных течений, и скрытые деструктивные нарывы, прорывающиеся в виде инквизиции, гонений и поощрения пыток. В итоге имеет место заметный разрыв между церковью как носителем религиозного учения и самой религией как верой. Это отвращает многих, порой даже глубоко духовных людей, от следования религиозным канонам. Ярким примером является Лев Толстой, сознательно отказавшийся от церкви, но не от веры.
Но наряду с этим христианство само по себе обладает не только сдерживающей силой деструктивного, но и энергетической ценностью совершенствования личности. Оценивая культурную роль христианства, А. Швейцер отмечал, что хотя христианство в древнем мире проявило себя по отношению к культуре как разрушительная сила, под влиянием Ренессанса, Реформации и мыслителей Просвещения христианство отбросило миро– и жизнеотрицание, превратившись в религию, способствующую развитию культуры. Действительно, нельзя не признать, что оно наполняет силой и верой маленького опустошенного человека, потерявшего ориентиры и смысл существования. Важно, что религия, безотносительно от религиозных лидеров, устремляет взор и направляет усилия этого человека в конструктивное русло. Еще одним чрезвычайно значимым пунктом является то, что религия всегда идет рука об руку с семьей, являясь сторожевым псом супружеской верности и спасительным кругом для тонущей в море противоречий пары.
И все же роль религии во все времена зависела от пресловутого человеческого фактора, от того, в какое русло личность направляет феноменальную силу веры. Проблема религии в том, что она может согреть ослабевшего, но не способна утихомирить разбушевавшегося демона. А ведь деструктивные личности утверждались именно благодаря разрушительной силе, направленной против общества, против всех. Пожалуй, самым колоритным примером влияния религии может служить Иван Грозный. Появление в окружении юного монарха сурового священника Сильвестра резко изменило его жизнь. Сильвестр ужасно напугал молодого Ивана «страшным Божиим судом». Историки отмечали, что кровавые казни в это время прекратились под влиянием религиозного пастыря. Самодержец даже какое-то время осуждал жестокость. Но, кажется, Сильвестр перестарался, ибо путы, сковавшие волю царя, оказались непосильным бременем. «Мне ни в чем не давали воли: как обуваться, как спать – все было по желанию наставников, я же был как младенец», – жаловался Иван IV позже. В нем, в конце концов, победили царские импульсы, взял верх внутренний голос, говоривший о вседозволенности для царя. Он уже попробовал деструктивное на вкус, почуял кровь, и, возможно, поэтому религиозный ограничитель не выдержал напора. Вторая же попытка воздействовать на Ивана Грозного с помощью религии была обречена, несмотря на то, что предпринята она была могучей одухотворенной личностью – митрополитом Филиппом Колычевым. В дни кровавых расправ Колычев не побоялся отказать царю в благословении при всем народе, собравшемся в Успенском соборе. Это стоило митрополиту жизни, но также продемонстрировало, что деструктивная власть, если она уже набрала силу, способна переступить через религиозный ограничитель.
Сходный пример касается размаха протестантского движения в средневековой Европе. Некоторые исследователи уверены, что подобной развязке в значительной степени способствовало восприятие личностей пап. Можно ли было полагаться на силу религии при папах Клименте VII, Льве X Медичи и Юлие III, если первый был занят политическими интригами и проблемой личного обогащения, а второй и третий шокировали прихожан своими гомосексуальными похождениями.
Но это примеры слабости, и они говорят о том, что религия может стать орудием ограничения психических и духовных аномалий лишь при условии демонстрации истинного лидерства. Церковь способна справляться со многими деструктивными формулами, которые внедрились в современный мир: наркотиками, развратом, отчаянием маленького дезориентированного человека, но только в том случае, если она поддерживается другими общественными институтами, которые также выступают ограничителями деструктивных побуждений. И прежде всего государством, институтом семьи. Есть основания полагать, что советская власть игнорировала религию, поскольку боялась ее влияния, опасаясь, что церковь, возглавляемая праведниками, может вступить в тайную борьбу с государством, от имени которого чинилось зло и совершались вопиющие преступления.
Семья также способна стать могучей сдерживающей силой деструктивного и одной из самых важных опор для человека, но только в том случае, если авторитет института брака будет поддерживаться всеми остальными государственными и общественными институтами. Не случайно авторитарное правление во многих случаях заметно ориентировалось на авторитарную семью, искусственно поддерживая ее. Такая ячейка превращается в цех ремесленника, призванный привить идеологию государства, выступающего тут как мануфактура с натуральным хозяйством. Самые крылатые идеи, как и самые ужасные, человек выносит из семьи. В то время, когда сценарий жизни индивидуума пишется еще не им самим, крылья свободы или вечные оковы для ущемленной психики становятся его самыми главными приобретениями. И в том случае, когда семья слишком подавлена, чтобы генерировать свободомыслие, воспитание строится по слишком упрощенному принципу таким образом, чтобы формируемый характер нового человека всего лишь соответствовал социальному стандарту, утвержденному в обществе или навязанному государством.
