Ознакомительная версия.
– Мне нравится этот старый парс, – сказал таможенный чиновник. – Жаль, что он поставил себя в такое глупое положение. Вы знаете, в чем заключаются мои обязанности. Я подчиняюсь указаниям генерального атторнея и поэтому советую вам сделать попытку убедить его.
– Буду вам очень благодарен, – сказал я, – если вы не станете настаивать на передаче дела в суд.
Заручившись его обещанием, я вступил в переписку с генеральным атторнеем, а затем с ним встретился. Рад сообщить, что он высоко оценил мою откровенность, убедившись, что я ничего не утаиваю.
Не помню точно, по поводу этого или какого-то другого дела, где я проявлял такую же настойчивость и откровенность, он бросил следующую реплику:
– Вижу, что вам никогда не ответят «нет» на вашу просьбу.
Дело против парса Рустомджи было улажено. Он должен был
уплатить штраф, вдвое больший суммы, вырученной, по его признанию, от контрабандной торговли. Рустомджи изложил все обстоятельства этого дела на листе бумаги, вложил этот листок в рамку и повесил в своей конторе как вечное напоминание наследникам и коллегам-купцам.
Друзья Рустомджи предупреждали меня, чтобы я особенно не заблуждался относительно его скоропреходящего раскаяния. Когда же я сказал об этом Рустомджи, он ответил:
– Что было бы со мной, если бы я вас обманул?
Первые впечатленияГруппа, выехавшая из Феникса, прибыла в Индию раньше меня. Я должен был опередить ее, но моя задержка в Англии в связи с войной расстроила все наши планы. Когда стало очевидным, что мне придется остаться в Англии на неопределенное время, я стал думать о том, где устроить переселенцев из Феникса. Хотелось, чтобы все они по возможности обосновались в Индии вместе и продолжали бы там тот образ жизни, который вели в Фениксе. Я не мог рекомендовать им какой-либо ашрам и поэтому телеграфировал, чтобы они разыскали м-ра Эндрюса и последовали его указаниям.
Первоначально они поселились в Кангри Гурукул, где ныне покойный свами Шраддхананджи принял их как своих детей. Потом их поместили в ашраме, в Шантиникетоне. Поэт Рабиндранат Тагор и его друзья отнеслись к ним очень тепло. Опыт, накопленный колонистами за время пребывания в этих местах, в дальнейшем пригодился и им и мне.
Поэт, Шраддхананджи и Сушил Рудра составляли, как бывало я говорил Эндрюсу, его троицу. В Южной Африке м-р Эндрюс неустанно рассказывал нам о них, и его каждодневные рассказы об этой великой троице – наиболее приятные воспоминания о Южной Африке. Само собой разумеется, м-р Эндрюс познакомил переселенцев из Феникса с Сушилом Рудрой. У Сушила Рудры не было ашрама, но у него был дом, который он предоставил переселенцам в полное распоряжение. Не прошло и дня, как они уже чувствовали себя как дома и, по-видимому, совсем не скучали по Фениксу.
Прибыв в Бомбей и узнав, что колонисты находятся в Шантиникетоне, я загорелся желанием повидаться с ними при первой же возможности, тотчас после свидания с Гокхале.
Прием, устроенный мне в Бомбее, дал возможность организовать нечто вроде сатьяграхи в миниатюре.
На банкете в мою честь в доме м-ра Джехангира Петита я не решился говорить на гуджарати. Среди небывалой роскоши и ослепительного блеска я, проживший лучшие годы бок о бок с законтрактованными рабочими, чувствовал себя неотесанной деревенщиной. Катхиаварский плащ, тюрбан и дхоти, правда, придавали мне тогда более цивилизованный вид, нежели я имею теперь. Но среди блеска и роскоши в доме Петита я почувствовал себя не в своей тарелке. Позже я несколько освоился с обстановкой, найдя убежище под крылышком сэра Фирузшаха Мехты.
Затем состоялось торжество у гуджаратцев: они ни за что не хотели отпускать меня, не устроив приема. Организатором его был ныне покойный Уттамлал Триведи. С программой вечера я ознакомился заранее. Среди гостей был м-р Джинна, гуджаратец по происхождению, – не помню уже, в качестве кого он присутствовал: председателя или главного оратора. Свою небольшую, довольно милую речь он произнес по-английски. Если мне не изменяет память, большинство других речей также были произнесены на английском языке. Когда же дошла очередь до меня, то я, выразив свою благодарность на гуджарати, объяснил, почему отстаиваю языки гуджарати и хиндустани, и закончил свое выступление выражением скромного протеста против того, чтобы на собрании гуджаратцев говорили на английском языке. Я решился на это не без некоторого колебания: я боялся, как бы присутствующие не сочли бестактным, что человек, вернувшийся в Индию после долгих лет пребывания на чужбине, позволяет себе критиковать установившиеся обычаи и порядки. Но, по-видимому, никто не понял превратно мотивы, побудившие меня ответить непременно на гуджарати, и я с удовольствием заметил, что мой протест не вызвал никаких возражений у присутствовавших.
Таким образом, я мог надеяться, что будет не так уж трудно изложить мои новомодные взгляды перед соотечественниками.
После краткого пребывания в Бомбее я, полный впечатлений, по приглашению Гокхале отправился в Пуну.
У Гокхале в ПунеТотчас по прибытии в Бомбей я получил от Гокхале записку, в которой он сообщал, что губернатор желает меня видеть и что мне необходимо его посетить до отъезда в Пуну. Поэтому я нанес визит его превосходительству. После обычных расспросов губернатор сказал:
– Я просил бы вас только об одном: мне хотелось бы, чтобы всякий раз, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, касающиеся правительства, вы бы заходили ко мне.
– Мне очень легко дать вам такое обещание, – ответил я, – потому что как сатьяграх я взял себе за правило прежде всего уяснять точку зрения стороны, с которой предстоит иметь дело, и по возможности приходить к соглашению. Я неукоснительно придерживался этого правила в Южной Африке и намерен придерживаться его и впредь.
Лорд Уиллингдон, поблагодарив меня, сказал:
– Можете приходить сюда, когда угодно. И вы убедитесь, что мое правительство преднамеренно не делает ничего плохого.
На это я ответил:
– Именно эта вера и поддерживает меня.
Затем я отправился в Пуну. Невозможно описать здесь все подробности столь приятного для меня времени жизни. Гокхале, равно как и члены общества «Слуги Индии», обласкали меня. Гокхале даже пригласил их всех к себе, чтобы познакомить со мной. Я совершенно откровенно беседовал с ними по самым различным вопросам.
Ознакомительная версия.
