Я не могу вспомнить своего первого впечатления о деде. Сейчас я осознаю, что атмосфера в нашем доме во многом определялась фигурой деды Гогоши. Несмотря на отсутствие образования, он отлично разбирался во многих вопросах. Вспоминая его короткие оценки политических или социальных явлений, теперь я понимаю, что он был очень зорок и уравновешен. Когда он приходил к нам в комнату и обсуждал с бабушкой и его сестрами сообщения по радио, тон в оценках задавался им. Иногда при мне, уже начавшему ходить в детский сад, они говорили намеками, и тогда мое восприятие их слов обострялось, но интуитивно я понимал, что задавать вопросы не следует. «У кого это ушки на макушке?» — мог услышать я в такие моменты. Удивление или тревоги старших моментально передавались мне, и я во многом воспринимал окружающий мир их мерками и взглядами.
Деда обладал тонким чувством юмора, умел моментально рассмешить, поднять настроение или снять напряжение. Юмор его был своеобразным. В хорошем настроении он начинал петь известные песни, переиначивая слова и придавая им двойной смысл. Если он подтрунивал над кем-то, то его остроты никогда не бывали злыми. Я даже не помню его никогда рассерженным, гневным.
Когда я родился, он написал моей маме в записке в роддом: «Теперь Саша — маленький, а Гаря — большой». Я помню эту игру, он любил «прикидываться» маленьким, и это было характерно для него и тогда, когда и я — Саша, стал большим. Потребность в перевоплощении, артистизм жили в нем и спонтанно проявлялись только среди своих. Прилюдно он всегда был солиден, серьезен и размерен. Времена были такие, что быть откровенным, ироничным можно было только среди своих. Я помню, как он спорил с моей бабушкой и убеждал ее держать язык за зубами. «Я говорю правду!» — отвечала бабушка. «Да кому нужна твоя правда?!» Это касалось ее воспоминаний, бывших небезопасными в советские времена.
То, что на разговорном языке называется «готовить», было одним из наиболее любимых занятий деды Гогоши. Он любил и умел готовить вкуснейшие блюда. Вместе с тетей Асей они всегда удивляли своих гостей разнообразием угощений и сервировкой стола. Да и в обычное время для себя они всегда стре мились готовить еду, что называется, «со вкусом». Подозреваю теперь, что в те полуголодные годы не все имели возможность доставать такие продукты, какие были у них, но, зная востребованность магазинов в охранной сигнализации, могу предположить, что в свою очередь деда Гогоша знал, куда и за чем обратиться. Гостей они принимали с размахом. Меня, конечно, за стол со взрослыми не сажали, но непременно ко мне в комнату отдельно приносились все главные кушанья. А иногда специально для меня пеклись какие-нибудь пирожки или печенья необычной формы.
Семья Алексеевских. Пасха, 1929
Я был в том возрасте, когда старшие учат детей всяким житейским правилам, в том числе и тому, что просить — некрасиво. Скорее всего, я был способным учеником, но иногда им хотелось устроить мне экзамен. Захожу я как-то в комнату к деде Гогоше, а он сидит за столом и пьет чай с бутербродами с колбасой. Я молчу, ведь просить — некрасиво. «А! Люблю колбасу!» — произнес деда. «Я тоже колбасу люблю…» — ответил я. Экзамен я успешно выдержал и получил колбасу в награду. Сам я этого случая не помню, но мне много раз со смехом рассказывали о нем старшие.
Довольно быстро после начала производства телевизоров таковой появился и у деды Гогоши. Большой ящик с маленьким экраном и огромной линзой, наполненной дистиллированной водой. Больше всего я любил смотреть телевизор из-под стола, сидя на полу, покрытом линолеумом. Когда я теперь смотрю те фильмы, которые тогда показывали вечерами (дневные передачи бывали только по воскресеньям), я с наслаждением понимаю, что помню их наизусть.
Я учился в первом классе, когда наша семья уехала из Томска, и я видел деду и всех родных, когда мы приезжали к нему в гости. У него появились внук Андрей и внучки Женя и Таня, а с ними — новые заботы и радости. Играя с внуками, он превращался в их сверстника, что веселило всех окружающих. Его не стало 14 сентября 1976 года. В последний раз я видел его меньше чем за год до кончины. Я тогда начинал свою театральную карьеру. Он с удовольствием говорил со мной о своей работе со зрелищами и опыте общения с творческими людьми. Мы с мамой приехали на его похороны, и я увидел, как много людей пришло проститься с ним. Это была не только дань памяти, но и своего рода солидарность старых, коренных томичей, живших своими правилами и традициями, своим бытовым укладом.
Георгий Григорьевич Алексеевский с внучкой Женей, 1971
Георгий Григорьевич Алексеевский
Другого дедушку — Федора Григорьевича Алексеевского, деду Федю, я видел реже, так как жил он в Красноярске, а потом в Абакане. Деда Федя родился 1 января 1897 года и был вторым ребенком в семье после моей бабушки. Учился в Томском реальном училище. В детстве, по рассказам моей бабушки, он был служкой в храме, относился к этому серьезно, и многие думали, что Федя станет священником. Социальные перемены внесли свои поправки в его судьбу. Юность пришлась на годы войны и революций. На войне он побывать не успел, в Гражданской войне участия не принимал, так как в Сибири советская власть установилась только в декабре 1919-го — январе 1920 года. Время это туманно для нас. Он никогда подробно не говорил о том времени. Потеряв отца в одиннадцать лет, он оказался старшим мужчиной в семье, поэтому, повзрослев, вынужден был искать занятие, чтобы помогать матери. К этому времени он уже определился в своей склонности к речному судоходству и много времени проводил в поездках по реке.
Федор Григорьевич Алексеевский, начало 1920-х годов
Став речником, он ходил по Томи, Оби и Енисею. Женился на Серафиме Станиславовне Стачак в 1920-х годах, жил затем в Красноярске. В 1927 году в Томске у них родилась дочь Люция. Во время войны он служил в Енисейском пароходстве, но вскоре его перевели на Волгу, где он занимался подвозом военных грузов по реке. После войны он вернулся в Красноярск, где работал до пенсии в пароходстве и преподавал в Речном училище. Начав преподавательскую деятельность еще до войны, он выпустил множество учеников, работавших по всей стране. Его учебник «Такелажные работы» был издан еще до войны и выдержал до 1970-х годов несколько изданий.
Как-то деда Федя стал показывать нам, внукам, как вяжутся различные морские узлы. Делал он это быстро, и узлы получались очень красивыми. Потом он предложил кому-нибудь развязать узел, который был очень крепок. Никто с этим не справился, тогда деда Федя потянул за один из концов, и узел сразу же распался. Такие «такелажные фокусы» имели большой успех.
