Я вижу одно: нужно собирать людей, способных заняться построительной работой, среди каждой из своих партий, после того, как революция изживет свои силы. Нам, анархистам, нужно подобрать ядро честных, преданных, несъедаемых самолюбием работников-анархистов. И если бы я был моложе и мог видеть сотни людей - конечно, так как это следует делать, если хочешь подбирать людей для общего дела…
Если такие «собиратели» анархистов найдутся среди товарищей, то я, конечно, готов им помогать… - но гораздо больше перепиской и личными связями, чем путем печати.
П. А. Кропоткин
23 ноября 1921 г.
Свидетельства современников
А. А. Боровой (историк, публицист-анархист):
«Петр Алексеевич Кропоткин был редким живым воплощением аполлинического духа. С ног до головы он был вооружен солнечной трезвостью, постоянством, непоколебимой уверенностью в своих целях и средствах… Он послушный, почти благоговейный ученик природы».
Ж. «Пробуждение», N15, 1931, С. 15.
И. А. Бунин (писатель):
Вспомнил почему-то князя Кропоткина (знаменитого анархиста). Был у него в Москве. Совершенно очаровательный старичок высшего света - и вполне младенец, даже жутко».
Окаянные дни. М., 1990, С. 86.
В. И. Вернадский (академик):
«Работы Кропоткина… совершенно выдающиеся по самостоятельности и глубине мысли».
Вернадский В. И. Статьи и речи. Пг., 1922 г., т. 2, С. 85.
Эмма Гольдман (публицист-анархист):
«…Он был полон очарования и доброты, которые одинаково пленяли и друзей, и врагов, и пожалуй, в большей мере, чем его огромная эрудиция и прекрасная воспитанность».
«Пробуждение, N 15, Детройт, С. 224.
П. К. Козлов (географ, путешественник):
Я не только хорошо познакомился, но и сдружился с П. А. Кропоткиным, ведя с ним непериодическую, живую переписку. И, наконец, осенью 14910 года я встретился с Кропоткиным в Лондоне и был его ежедневным гостем на протяжении целой недели… С благоговением смотрел я на его оригинальную фигуру… в Кропоткине сочетались черты русского человека, талантливого географа и живого декабриста».
А РГО, ф. 18, оп. 1, ед. хр. 313.
А. П. Кропоткина:
«Это было в Дмитрове вечером 23 ноября 1920 г. Отец мой позвал меня и мою мать, чтобы мы выслушали то, что он написал. Он был сильно взволнован и голос его дрожал… его глубокая и активная любовь ко всему человечеству сделала крайне мучительным для него переживание чужих страданий, которых он не был в силах ни облегчить, ни предупредить. Неизбежность развития революции, шедшей с первых же шагов по ложному пути и ведущему лишь к поражению и к реакции, была для его трезвого ума трагическим испытанием».
Б. Л. Личков (геолог):
«Удивительно интересный и тонкий наблюдатель был все же Петр Алексеевич Кропоткин».
Переписка В. И. Вернадского и Б. Л. Личкова. М., 1980, т. 2, С. 47.
И. И. Майский:
«Это была, конечно, самая популярная фигура среди лондонской политической эмиграции»…
Путешествие в прошлое. М., 1960, С. 126.
Энрико Малатеста (публицист, анархист!:
«Кропоткин был одновременно и ученым, и социалистом-реформатором. Им владели две страсти: желание знать и желание работать для блага человечества. Ум систематически хотел все объяснить, исходя из одного принципа, все свести к единству.
… Однако мне кажется, что ему чего-то недоставало, чтобы быть настоящим человеком науки: способность забывать свои желания и предрассудки, чтобы с беспристрастной объективностью изучать факты. Он казался мне скорее тем, что я охотно назвал бы поэтом науки…Он угадывал истину силой гениальной интуиции. Кропоткин был слишком страстен, чтобы быть точным наблюдателем… Кропоткин связывает склонность человека к справедливости с симметрическим устройством полушарий мозга. У материалистов механистическое понимание Вселенной. Воли нет. Все опрочиненно, необходимо. Но тогда идеи свободы и справедливости не имеют значения.
Анархизм и коммунизм Кропоткина: прежде чем быть вопросом мысли, были результатом его чувствительности. В нем сначала говорило сердце, а потом являлось рассуждение для оправдания и обоснования влечений сердца.
Основной сущностью его характера были любовь к людям, сострадание к бедным и угнетенным… Приписывая народу, массе все добродетели и способности, упрощал дело. Не видел препятствий в виде невежества, отсталости… Видел вещи такими, какими он желал бы, чтобы они были и какими, как мы все надеемся, они когда-нибудь будут…
Кропоткин понимал Природу как некое провидение, благодаря которому повсюду должна царить гармония, в том числе и в человеческих обществах».
«Пробуждение», N 5, Детрост, 1931, С. 69-73.
Еще замечательное - отношение ко всем инакомыслящим. Подчеркивает то, что соединяет этих людей…
В его письмах есть еще кое-что более глубокое. Читая их, мы чувствуем, что здесь перед нами совесть человечества. Я называю этим словом тот предел человеческого сознания, с высоты которого это последнее неопровержимо, отчетливо и бескорыстно отсортировывает добро от зла, справедливость от несправедливости, истину от лжи, красоту от безобразия… Вот эту настоящую, неподдельную совесть человечества и умел так четко, красиво и оригинально выявить П. А. Кропоткин в каждом своем произведении, будь это большая книга или же маленькое частное письмо…
«Пробуждение», Детроит. 1931, N 15, С. 51-54.
Элизе Реклю (географ, анархист);
«Самый честный и гордый среди нас голос - Кропоткина».
Предисловие к кн. «Речи бунтовщика». Птб.-м., 1921.
Л. Н. Толстой:
«…больше чем привет Кропоткину. Недавно читал его мемуары и очень сблизился с ним (1903).
Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч. М., 1957, т. 88, С. 296.
«…Мой больше чем привет Кропоткину… Жаль, что умру, не познакомившись с Кропоткиным. Судя по его книгам, это очень интересный человек (1906).
В. Поссе. Воспоминания. Птб., 1923, С. 96.
Оскар Уайльд:
«К числу самых законченных жизней, какие я только встречал и насколько простирается мой опыт - принадлежит жизнь Верлена и жизнь князя Кропоткина. Оба эти человека годами сидели в тюрьмах. Верлен - единственный христианский поэт после Данте, а другой с душой Христа, прекрасного, белоснежного, пришедший, как говорят, из России».
«Памяти Уайльда». Изд. «Гримф», М., 1905.
М. Мензбир:
«Я бы сравнил биологические этюды П. А. Кропоткина по определенности проводимых в них взглядов, по их цельности, по заложенной в их основе критике с биологическими этюдами Спенсера.
