Мэн Чжаомин дошел вместе с нами до Ванцина и участвовал в оборонительном бою за Яоингоу. Он был незабываемым нашим спутником, который помогал нам в самое трудное для нас время и воевал вместе с нами, пренебрегая смертью. В 1974 году он прислал мне письмо, в котором с глубоким волнением вспоминал нашу встречу на плоскогорьи под Лоцзыгоу.
Прочитав письмо, я узнал, что жив бывший связной У Ичэна, который сдружился с нами в невзгодах, и что он занимается земледелием в кооперативе в Дуньхуа.
Думаю, что наиболее тяжелый момент нам пришлось пережить на горе Лаохэйшань. До этой горы добралась вместе с нами и Армия спасения отечества, пусть и не очень надежная, и мы не так чувствовали одиночество, хотя испытывали немало трудностей. Но на обширном плоскогорьи остались только мы, 18 человек, после того, как эта армия убежала совсем в СССР. Чжоу Баочжун тоже ускользнул в другой район, взяв с собой небольшой отряд, который оставил Ван Дэлинь, перейдя через границу. Итак, мы оказались в совершенно одиноком и беспомощном состоянии.
В небе кружился самолет, разбрасывая листовки с предложением сдаться, а на земле окружали нас со всех сторон японские самураи, мобилизованные на карательную операцию. Стояли такие лютые морозы, каких не бывает и на высоких горах Кореи, а глубокие снега покрыли все вокруг. Отряду, проваливаясь в сугробы по пояс, было неимоверно тяжело продвигаться вперед. Вдобавок к тому кончилось продовольствие, которое накопили, питаясь впроголодь. Обмундирование, в котором мы в мае отправились из Сяошахэ, превратилось в такие лохмотья, что просвечивало голое тело.
В такое время мы встретились на плоскогорьи под Лоцзыгоу с добрым стариком по фамилии Ма и чудом миновали критический момент. Мы встретились с этим стариком в последний день декабря по лунному календарю. Он был безыдейным и беспартийным, а на политику Гоминьдана плевал, говоря, что она неправильна. В то же время он не сочувствовал и коммунизму. Словом, старик впал в крайнее пессимистическое настроение. Однако он был честным и сердобольным благодетелем, которому не терпелось проявлять заботу о других.
У этого старика было два жилища. В нижнем доме остановились мы, в верхнем — солдаты разбитой Армии спасения отечества. Большинство из них заражены антисоветскими идеями. Они остались в Маньчжурии, не перешли через границу Советского Союза потому, что он является коммунистическим государством. Среди них были также подчиненные комбата Го, которого У Ичэн оставил в Лаомучжухэ.
Мэн Чжаомин, сняв дорожное снаряжение, тут же добровольно пошел в верхний дом к солдатам разбитой Армии спасения отечества. Он говорил, что надо узнать их настроения. Я попросил его разведать, готовы ли они действовать вместе с нами. Мэн Чжаомин сказал, что среди подчиненных комбата Го немало его знакомых и сперва он узнает их настроения.
— Если будет надежда на успех, то вы, командир Ким, идите сами и попробуйте официально установить с ними контакт, — предложил он.
Однако, вернувшись после встречи с китайскими солдатами, он понурил голову и сказал с мрачным выражением на лице:
— Никакого дела нельзя делать с этими проходимцами. А о коалиции нечего и говорить. Они уже собираются организовать банду разбойников.
Старик Ма тоже подсказал мне, что китайские солдаты плетут заговор, чтобы разоружить нас. По его словам, они намерены расширить ряды банды, отняв у нас винтовки.
В такой обстановке каждый из нас не мог не задуматься над своей судьбой и о будущем революции. Когда вокруг нас кишмя кишели десятки тысяч бойцов китайских антияпонских отрядов, нам казалось, что можно сразу победить японские войска, если только воевать вместе с ними. Но все они удрали, а в нашем отряде осталось всего 18 человек. «Идти в Ванцин? Но там имеется всего десяток с лишним винтовок, нельзя с ними будет делать хоть какое-нибудь дело. И в Яньцзи, наверное, имеется всего лишь несколько десятков винтовок. К тому же эти невежественные солдаты разбитой армии норовят улучить шанс и отнять оружие у нас. Как же нам тут быть?» — думал я в отчаянии.
Мы добрались до незнакомого плоскогорья под Лоцзыгоу, и не легко было вернуться в Ванцин. «Как же теперь быть? Бросить оружие, возвратиться обратно и снова вести подпольную борьбу? Или продолжать вооруженную борьбу, невзирая на трудности?» — задал я себе вопрос.
Если скажу, что не было такого колебания, то это было бы искажением действительности и фальсификацией истории. Я не скрываю, да и не считаю нужным скрывать, что тогда возникло колебание не только у меня, но и вообще в нашем коллективе.
Сталь тоже ржавеет от окисления. А человек не сталь. Он является существом более мягким и изменчивым, чем сталь. Но можно сказать, что человек и намного сильнее стали. Ибо сталь сама по себе не может предотвратить процесс окисления, а человек располагает способностью самому контролировать и регулировать процесс перемен, происходящих в его сознании. Дело не в колебании, а в том, как преодолеть возникшее колебание. Человек называется венцом творения потому, что он обладает способностью самому управлять собой. А революционер называется великим человеком потому, что он обладает стойким, творческим и самоотверженным характером, позволяющим ему создать все из ничего и превратить неблагоприятные условия в благоприятные…
Тогда я не мог решить, что и как делать. Надо было продолжать вооруженную борьбу, даже если упадет небо и провалится земля. Но все оставшиеся бойцы были юноши с румяными лицами, которым не было еще и 20 лет. Можно было сказать, что и у меня самого пока еще было мало опыта. Все мы были героями и выдающимися личностями, когда в Гирине писали листовки и выступали с речами. А в данный момент мы все были неопытными учениками. Во время подпольной деятельности было много методов работы, но теперь трудно было найти способ прокладывать одними нашими силами путь вперед, когда мы, 18 человек, потеряли десятки тысяч дружеских воинов и оказались в пустыне, где остались только солдаты разбитой армии.
Эти солдаты, остановившиеся в верхнем доме, собирались стать бандитами, но мы ни в коем случае не могли позволить себе подобный поступок. Надо было идти туда, где имеются организованные массы, чтобы найти какой-нибудь выход. Но говорили, что поселок корейцев находится километрах в 80 отсюда и к тому же в окрестностях рыщут повсюду в горах японские войска.
Я погрузился в размышления: «Неужели так тернист путь революции? Почему оказалась на краю такого крутого обрыва наша революция, которую, по нашему предположению, можно завершить без труда за два-три года? Разве остановил навсегда свое продвижение на этом пустынном холме наш отряд, который, дуя в трубу, торжественно отбыл из Аньту? Сколько раз мы пропускали обед и сколько ночей проводили без сна для создания этого отряда? Я не смог даже быть у матери, когда она была на смертном одре, и был вынужден так горько расстаться с любимыми младшими братьями для того, чтобы создать и укреплять этот отряд. Чха Гван Су и Чвэ Чхан Гор отдали свою молодость во имя этого отряда». Чха Гвак Су погиб в Дуньхуа в ходе выполнения разведывательного задания.
