Когда мы проснулись (25-го августа), солнце уже высоко стояло на небе. Сеть наша лежала в воде. Никто не смел к ней коснуться. Казалось, все боялись, что лов окажется неудачен, что привело бы нас в совершенное отчаяние. Наконец я решился и велел тащить сеть. Мы принялись за работу. Взоры всех устремились на мутную воду; сеть показалась. Она была тяжелее обыкновенной, в ней что-то двигалось: мы поймали трех больших и несколько малых рыб. Огонь тотчас развели; котел закипел и за жирной ухой, с диким луком и другими травами, мы забыли перенесенные нами лишения и были вполне счастливы.
Лошади наши также подкрепили свои силы на тучном лугу, и мы отправились далее. Вскоре показался вдали Анюй, но путь наш к нему пересекал ручей, стремившийся из озера. Переправа через него, на утомленных и бессильных лошадях, была опасна, и, признаюсь, я не согласился бы повторить ее. Река была не мелка, так что вода иногда покрывала седла, и русло ее было покрыто огромными остроконечными камнями. Лошади на каждом шагу спотыкались и оступались, и если бы которая из них упала, то, вероятно, была бы не в состоянии подняться. Но мы счастливо переправились и, проехав еще 5 верст, переплывая и переходя через несколько речек, достигли наконец давно искомого, желанного Анюя. В устье небольшого ручейка расположились мы ночевать. Над нашими головами летели два стада гусей, а над ними несся сокол. Внезапно устремился он на стадо; один из гусей свернулся и упал мертвым на землю, а мы поспешили завладеть добычей сокола.
Августа 26-го расположились мы лагерем в небольшой тополевой рощице, на мысу, образуемом соединением рек Анюя и Шичугины. Отпустив лошадей на луг, покрытый высокой сочной травой, еще до наступления ночи устроили мы закол на Шичугине и поставили там наш невод. Спустя не более часа после того невод начал утопать; мы поспешили его вытащить и нашли в нем до двухсот рыб разной величины. Тотчас разложили мы большой огонь и все принялись варить и жарить нашу добычу; а довольно сильный мороз позволил нам даже полакомиться свежей строганиной.
Подкрепившись изобильным, сытным обедом, снова принялись мы за ловлю и, работая всю ночь, наловили до восьмисот рыб. Заря играла уже на восточной части неба, когда мы легли отдыхать.
Если бы случай привел нас к реке неделею ранее или позже, вероятно, наша рыбная ловля не была бы столь удачна. Мы вышли на Анюй именно в тот самый период, когда рыба ищет для зимовки глубоких мест, уходя из небольших речек и притоков, при сильной стуже нередко совершенно вымерзающих. Днем здесь рыба не попадается, потому, вероятно, что лежит на дне, или что видит закол и сети. Так, 27-го августа невод наш пролежал в воде целый день понапрасну, а ночью напротив, наловили мы до 2000 рыб.
Запасы наши был и теперь весьма богаты и, несмотря на ненасытность якутов, ежедневно умножались. Узнав на опыте весь ужас голода, мы решились устроить здесь склад из оставшейся у нас рыбы для других путешественников, которые могут прийти сюда во время, менее счастливое для рыбной ловли. На двух лиственницах была нами устроена сайба, и в нее положили мы около 5000 рыб. Вполне наступившие морозы обеспечивали наши запасы от порчи. Возле сайбы поставили мы большой деревянный крест. Впоследствии два чуванца рассказывали нам в Нижне-Колымске, что целое семейство их земляков, томимое голодом, вышло на Анюй, нашло наш склад и несколько месяцев питалось нашей рыбой.
Постройка сайбы заняла нас целый день 29-го августа. Между тем лошади наши, видимо, поправлялись на занесенном снегом, но тучном лугу.
Августа 30-го день именин Александра I – встречали мы с весельем и торжеством вдали от наших собратий и праздновали, сколько позволили нам наши средства. К обеду якуты наготовили множество рыбы во всевозможных видах, с приправой дикого лука и других трав и кореньев. Из-за отсутствия водки Бережной разделил между проводниками остававшийся у него табак, а в заключение, по предложению моему, якуты стреляли в цель из луков, причем мой большой охотничий нож и хорошая узда были назначены наградами победителям. Несмотря на скудость средств наших к должному торжеству дня, истинное веселье господствовало в нашем обществе, и громкие песни проводников до самой ночи раздавались в долине. Благоприятное открытие заключило некоторым образом сегодняшнее торжество.
Мы располагались на другой день ехать далее. Якуты наши пошли ловить лошадей и нашли в лесу чуванскую сайбу, где отсутствующие жители оставили несколько зимней одежды. Такая находка была для нас тем драгоценнее, что морозы ежедневно усиливались, а наши платья совсем не были приспособлены к зимнему путешествию. Взяв из сайбы для каждого из нас по меховой рубашке и по паре рукавиц и сапог, мы оставили там взамен достаточное количество табаку, пороха и свинца. Кроме того, поставили здесь крест в направлении к построенному нами складу с рыбой. Такие простые указатели попадаются весьма часто в странах, где кочуют сибирские народы. Несмотря на видимую недостаточность подобных указателей, они бывают совершенно понятны для туземцев и всегда достигают своего назначения.
С рассветом 31-го августа навьючили мы наших отдохнувших лошадей и, взяв с собою из съестных припасов до тысячи рыб, отправились далее. Крутые горы вынуждали нас сегодня по нескольку раз переправляться через Анюй, что было весьма легко, ибо от сильных морозов и ветров вода в реке значительно спала. К вечеру переправились мы через реку Ебундон и переночевали на левом берегу ее. Стужа усиливалась; лед в небольших речках не ломался под нами, и даже на Анюе неглубокие места покрывались льдом.
Сентября 1-го шли мы через холмы и долины, почти всю дорогу пешком, в надежде несколько согреться. Чуванская зимняя одежда не защищала нас от холода. Анюй составляет здесь большой изгиб вправо; он оставался у нас в стороне, за густым лесом.
Сентября 3-го мы снова выбрались на Анюй и ехали 12 часов шибкой рысью, надеясь достигнуть юкагирского летовья, но темнота принудила нас остановиться на ночлег в лесу. Здесь и на дороге сюда видели мы несколько шалашей из древесных ветвей, где юкагиры обыкновенно сторожат стада оленей. Казалось, что охота их была несчастлива: около шалашей не было видно ни рогов, ни других остатков убитых животных.
Рано поутру были мы разбужены говором и песнями юкагирских женщин – они проводили ночь недалеко от нас за холмом и стерегли закол, устроенный для рыбной ловли на реке Елошбал. Новости, рассказанные ими, были для нас не радостны: по берегам Колымы и обоих Анюев свирепствовал голод. Оленья охота и рыбная ловля равно были неудачны, и все народонаселение здешней страны с трепетом ожидало ужасной наступавшей зимы.
