Сотрудники 3-й части уже знали юношу-скитальца лично и, увидев его, сочувственно отозвались:
— Ну что, Владыкин, опять тебе предстоят этапы, скитания. Опять предписание в центральную тюрьму, а оттуда — сам знаешь… Крепись, не унывай.
В центральной тюрьме пробыл он почти неделю, вместе с Хаимом Михайловичем и Евгением. Из их сообщений ему стало известно, что Магда освободился и очень сожалел, что не мог на прощание увидеть его.
Через неделю их, в составе более 50-ти человек, перевезли на станцию Кундур, опять на штрафную фалангу для работы в балластном карьере.
На сей раз, контингент людей был совершенно другой. Бараки были разделены на комнаты-камеры, в которых помещалось по 10–15 человек. Камеры закрывались под замок, а когда выводили на работу, то собирали в общую толпу и под охраной несколько километров гнали в карьер.
Новый вид мытарств встретил Владыкина на этом месте. Заключенные должны были снизу набрасывать балласт на железнодорожную платформу. Опять нечеловеческая норма, и подгонялы-десятники, злобными окриками, принуждали обессилевших людей нагружать вереницы платформ.
Инженеры, техники, врачи, учителя, бухгалтера, начальники предприятий — люди, совершенно неприспособленные к такому изнурительному труду, под конец обессилевшие, буквально падали. Не только с балластом, но и пустую лопату не в силах были поднять над головой. Наиболее ослабших, бригадиры и десятники, сами будучи из заключенных, били палками и уводили в карцер.
Знакомое уже чувство голода леденило душу Павла. Он тянулся изо всех сил, лишь бы не оказаться вместе с обессилевшими в карцере и не лишиться, единственно доступного, весеннего солнца и воздуха.
В одну из ночей он, с сильным воплем, молился Богу об избавлении от этого мучения и перед утром, во сне, получил откровение, что ему предстоит далекий путь.
Бывшие друзья Магды, по знакомству, устроились в контору на более легкую работу и однажды сообщили, что готовится большой и далекий этап.
Исполнение этого слуха не замедлило и, в один из дней, им объявили собираться с вещами. Измученные люди были рады, что их больше не погонят на эту мучительную каторгу, хотя, может быть, впереди их ожидало не лучшее.
Перед окнами бараков, на запасном пути, стояли вагоны, приготовленные к этапу, а после завтрака началась погрузка в них людей.
Владыкину удалось занять место около окошка, и он наблюдал, как вскоре, их небольшой эшелон тронулся на Восток, оставляя позади те места, с которыми были связаны жгучие переживания Павла.
— Может быть, уже никогда моя нога не наступит на эту землю, — подумал Павел, проезжая Облучье, Ударный, Лагар-Аул, Первую фалангу, Известковый… Не один раз эта земля была полита моими слезами, а сколько людской крови пролито в этих дебрях!…
Он благодарил Бога, что оставляет эти места непобежденным. Многие беды прошли над его головой, но от всех их избавил Господь. От этих рассуждений, и будущее уже не так страшило его.
Рано утром они проезжали станцию Волочаевку, и он был рад в душе, что их не оставили здесь, куда многих заключенных перегоняли на строительство города Комсомольск-на-Амуре и железной дороги, ведущей к нему.
Вскоре показалась широкая речная гладь Амура. На протяжении всего пути, Павел наблюдал из окна вагона за толпами арестантов с суровыми лицами, внимательно присматривался к лагерным постройкам, поселкам, мелькающими за окном вагона.
О, эти мрачные места земли! Свидетелями какого ужасного людского горя сделались вы! И заглянет ли когда в эти места луч радости, любви и мира?
Кому будет суждено принести сюда факел евангелизации, о которой Сам Спаситель сказал: "И будет проповедано Евангелие… во всех концах земли"?
Мною же сюда принесены очень скромные крупицы Слова Божия и немногие, не менее скромные, молитвы за мой бедный, погибший народ. Неужели, когда-то у престола Отца Небесного и Сына Его, кто-то подойдет и скажет мне: "А я та самая былиночка, выросшая от семени, посеянного тобою, в этом нелюдимом суровом краю"?
Позади остался Хабаровск. В пути стало известно, что их везут во Владивосток, а в одно майское утро проснулись они, находясь уже в нем, на 2-й речке.
После утомительного ожидания, в раскаленном от зноя вагоне, к вечеру их, наконец, выгрузили и большой колонной повели, под усиленным конвоем, в пересыльный городок под скалами.
Карантинное отделение, куда их привели с самого начала, действительно, располагалось под высокими обрывистыми скалами и своим видом внушало чувство страха.
На самой вершине скальной сопки располагался форт, охраняемый днем и ночью вооруженными матросами.
В глубине скального обрыва, на площадке было установлено несколько больших брезентовых палаток. Все карантинное отделение было обнесено рядами колючей проволоки.
Разместившись в одной из палаток, Павел подошел к собравшейся группе заключенных, где новичкам, один из обслуги этой зоны, рассказывал о событиях, происшедших на днях, в этом карантинном пункте.
Прибывший неделю назад этап, где преобладали "урки", запротестовал против пищи. Этапникам привезли совершенно негодный, сырой хлеб и тюремное варево, в котором несколько человек нашли в испорченном мясе червей. На протест, пришедшее начальство, при участии медицинского работника, ответило угрозой и бранью, принуждало кушать негодную пищу. Заключенные, в ответ на этот произвол, бросили пайки хлеба на землю и на них опрокинули бочку с испорченной пищей.
Администрация пересылки вообще лишила протестующих питания, после чего заключенные подняли бунт, оглашая всю окрестность неистовыми криками. В ответ на это, администрация пересылки обратилась для подавления за помощью к подразделению, охраняющему форт на горе.
Матросы, узнав по какой причине заключенные протестовали, отказались принять в этом участие. Тогда приехали несколько машин из городской пожарной службы, мощными струями воды они смешали все с грязью, после чего отчаянные вопли протестующих были заглушены. Наиболее выделяющиеся бунтовщики были связаны по рукам и ногам и упрятаны под замок, а остальные отведены и распределены по пересылке.
Пересыльный городок был расположен на склоне сопки и разбит на несколько секторов. По свидетельству обслуги, он вмещал несколько десятков тысяч заключенных. Прибывших вновь, обслуга обрадовала тем, что корабль уже на рейде, и им не придется здесь долго валяться, как некоторым, по несколько месяцев.
